Роб. Нет, это чушь. Она этого не сделает. Он похож на меня и поэтому не сделает. Иначе… мне будет действительно неприятно.
Джим. Ты прав, не думаю, что она бы на такое пошла. Хотя, она уже давно другой человек. Я знал ее другой. К тому же, Альфреду это не надо.
Роб. Как ты так можешь?
Джим. Что могу?
Роб. Ну, вот так просто с ней общаться. Я не видел, чтобы ты хоть бровью пошевелил, когда я ее привел. Неужели ты и вправду так просто принял ее слова?
Джим. Актерское мастерство, друг мой. Этого у меня не отнять. Я не показываю людям мои чувства грусти или злости, или еще чего-нибудь, что не считается приятными чувствами.
Роб. Но почему?
Джим. А какой прок от этого? Радость, смех и так далее – это все так прекрасно. Другим приятнее видеть оптимиста, чем пессимиста. Ты думаешь, я всегда от чего-то веселый? Нет, мне смешно всего пару секунд, а улыбка держится намного дольше. Уже рефлекс выработался.
Роб. То есть, ты хочешь быть для всех приятным человеком? Ты желаешь признания остальных?
Джим. Ну, не так прямо, я действительно желаю признания от остальных, но по другим причинам. Я хочу быть таким для всех, потому что все хотят меня таким видеть. Я делаю людям приятное и от этого приятно мне. Я это делаю для остальных, а признание жду за свои больные скулы.
Роб. И почему ты решил мне это рассказать?
Джим. Я вижу, что ты считаешь себя худшим из нас, что ты себя ни во что не ставишь. Я тебе это говорю, чтобы ты понял, мы все не идеальны. Как видишь – я ходячий клоун. Остальные тоже имеют проблемы, ты не хуже, понимаешь?
Роб. Кажется.
Джим. Нет, если тебе кажется, это значит, что ты сомневаешься и не понимаешь. В таких вещах нужно быть уверенным. Ты – Человек со своими проблемами, как и у всех остальных. Скажи мне, ты понимаешь?
Роб
Джим. Это хорошо.
Роб. Но я так и не понял, как ты относишься к Джессике?
Джим. Смотря на нее, у меня сразу воспоминания всплывают в голове, но время проходит, и воспоминания угасают. Мне все легче и легче на нее смотреть с каждым днем. Пройдет месяц-другой и будто ничего, и не было.
Роб. Из тебя оптимист и вправду хороший.
Джим. И ты таким стань.
V
Джессика
Альфред. Да, согласен. Тут можно спокойно наблюдать и читать, жалко, я не запомнил дорогу.
Джессика
Альфред. За облаками, птицами.
Джессика. И что такого в облаках?
Альфред. После увиденного мною сегодня у водопада, хочется последить за чем-то медленным, это успокаивает меня.
Джессика. А что ты находишь в птицах?
Альфред. Приятно слушать их разнообразное пение. Когда я слышу их, то с закрытыми глазами угадываю, кто именно издает эти звуки.
Джессика. И часто ты угадываешь?
Альфред. Не очень, мои познания в птицах достаточно плохи.
Джессика. А что ты думаешь об этом тумане?
Альфред. Ничего.
Джессика. Просто хотела побыть с тобой и поговорить. Тогда в палатке… ты показался мне очень… необычным. Ты без промедлений ответил Бобби, да что там, ты его испугал. Я ни разу не видела его таким. Ты вызвал у него страх, сделав всего пару движений руки.
Альфред
Джессика. Альфред? Ты меня слушаешь?
Альфред. “Необычный”, так ты меня назвала, почему?
Джессика. Ну, ты был так хладнокровен, в твоих глазах играла решимость. Ты не побоялся показать нож, после всех своих слов ранее.
Альфред
Джессика. Ты меня испугал, но когда ты сказал, что готов использовать его при опасности, я поняла. Ты именно тот, кто мне нужен – человек-одиночка, который готов пойти на все, лишь бы ему не нанесли вред. Если ты кого-нибудь полюбишь, ты не дашь ему умереть как последней собаке, ты его не бросишь. Я прошу тебя, полюби меня. Не дай никому причинить мне вреда.
Альфред. Я не боюсь самой боли, я боюсь того, к чему она может привести.
Джессика. А если она приведет к смерти твоего близкого?
Альфред. У меня их нет. Я не знаю, чтобы я сделал при таком исходе.
Джессика. Ты хотел бы иметь такого человека?
Альфред. Наверное.
Джессика. Что если я стану твоим близким человеком?
Альфред. А что насчет Бобби?