Джим. Я даже не знаю где Бобби с Мартином, я их только утром видел.
Вожатый. Вот и иди за ними.
Джим. А ты?
Вожатый. Я не в том состоянии, голова раскалывается.
Альфред. А зачем вы пили? Вожатому разве можно пить?
Вожатый
Альфред. Немного, наверное, пару минут.
Вожатый
Джим. Ай! Ну, прости, был занят одним взрослым, которому то встать помочь надо, то воду подать.
Вожатый. Ладно, иди уже, ищи ребят.
Джим. Погоди, я же еще с Альфредом не пообщался.
Вожатый. Потом! Все сделаешь потом.
Джим. Ты такой злой с похмелья.
Вожатый. О чем ты меня спрашивал?
Альфред. Зачем вы пили?
Вожатый. Ну, после твоей истории про отца мне стало не по себе. Еще встретил своего друга по выпивке, мы с ним любим проводить турниры: кто кого перепьет, кто быстрее выпьет восемь рюмок водки или бурбона. Может, мы еще что-то делали, но я не помню.
Альфред. Вы любите выпить?
Вожатый. Да я не знаю, чтобы я делал без этого. Меня отец с детства приучал пить. Друзей у него не было, а выпить с кем-то он хотел. Как можно догадаться – детство я плохо помню. Меня даже друзья называли будущим собутыльником всех людей на свете, – длинное название, знаю, но они любили поболтать. Мне нравилось то время, только так я был близок с отцом. Он был постоянно занят, совсем времени на других не было. Зато теперь я настоящий ценитель. Дома бутылок больше чем предметов на столе. Там можно гигантов на облаках споить. Бывает, приезжаю к отцу с двумя бутылочками чего-нибудь и обсуждаю с ним всякое.
Альфред. А как же мама? Она вам разрешала таким заниматься?
Вожатый
Альфред. Получается, что вы алкоголик.
Вожатый. “Ценитель”, так я себя называю и тебе советую так меня звать.
Альфред. А почему же вы стали вожатым?
Вожатый. Люблю детей. Во мне все еще живет душа ребенка. Не насытился детством я. Вся эта беззаботность и несерьезность уволакивает как мама в одеяло. Взрослые просто скучные.
Альфред. Думаете, оставаться ребенком – разумное решение? Окружение заставляет быть взрослым, из-за окружения ты рано или поздно начинаешь смотреть на вещи по-другому… не как дитя. Думаю, чтобы этого не произошло надо изолировать себя от других, но какой тогда смысл? Неужели кто-то захочет быть изолированным ото всех ребенком? А может ли дитя даже в изоляции оставаться самим собой? Я – ребенок, но похож ли я на него? Я веду себя как ребенок или как взрослый?
Вожатый. Изоляция мало кому поможет, Альфред, это просто приходит само собой. Будь ты хоть закопан в горе игрушек, попивая газировку из трубочки, время идет, и мысли приходят под стать ему. Дети улыбаются каждому дню, потому что сегодня можно сделать что-то новое и интересное, то, что они не успели сделать днем ранее. Нет той лжи, которую нужно повторять постоянно, они улыбаются тому, кто нравится, и показывают язык тому, кто не нравится. Их мир проще, а мы свой только усложняем. Я смотрю на вещи по взрослому, но я не обязан поступать также.
Альфред. А как становятся взрослым?
Вожатый. Что?
Альфред. Как понять, что теперь ты рассуждаешь как взрослый?
Вожатый
Альфред. Возможно.
Вы захотели стать вожатым только потому, что любите общаться с детьми?
Вожатый. Еще не хочу допустить, чтобы они занимались тем же, чем занимался я с отцом. Думаешь, я поверил, что Бобби с Джессикой просто устали? Я часто видел людей под травкой.
Альфред. А вы ее пробовали?
Вожатый. А я похож на того, кто бы курил травку?
Альфред. Ну… да.
Вожатый. Думаю, рассуждаешь ты правильно, но я ее не пробовал. Не доводилось.
Альфред. И что вы с ними сделали?
Вожатый. С кем?
Альфред. С Джессикой и Бобби.
Вожатый. А! Прости, плохо соображаю. Ничего, я их обшарил и траву не нашел. Тут два варианта: либо они все скурили, либо вы оставили остальное там. Надеюсь на второе.
Альфред. Вы правы.
Вожатый. Это хорошо.