Выпускник

История расползлась по столицу, уже наутро очередь за килькой выстроилась. Оказалось, москвичи не против побаловать себя яйцами рыбы.

— А, ты майор, купил кильку?

— Твою мать! Я битый час распинаюсь перед тобой, объясняя тебе как мир устроен, по чертовому универмагу хожу, вспотел весь, а ты мне про рыбу в томате втираешь!

Ошалело смотрю на Рытвина.

— Странным товаром заинтересовались следователи генеральной прокуратуры и сотрудники ОБХСС. Так началось «рыбное» дело.

— Ах вот оно что!

— Цыц! Это было… — снова делает паузу. — Летом 1978 года, — смотрит на меня внимательно.

— Семьдесят шестого поправляю его.

— Семьдесят восьмого! — цедит сквозь зубы.

— Но он еще не наступил!

— Для всех этих людей, — Рытвин обвел покупательниц универмага пальцем. — Нет. Для тебя, меня и еще коего кого, с кем ты уже знаком в этом мире, — да. Я умер в 1984 году в Афганистане. Бой в ущелье Хазара стал роковой ошибкой для наших войск. В ущелье мы столкнулись с моджахедами, я входил в 1-й батальон 682-го мотострелкового полка 108-й мотострелковой дивизии.

Это был знойный и тихий день в ущелье Хазара, словно сама природа затаила дыхание перед грядущей трагедией.

Наш 1-й батальон 682-го мотострелкового полка получил приказ зачистить местность от моджахедов, которые, по разведданным, залегли в глубине узкого ущелья. Ущелье с его высокими каменными стенами давало идеальные позиции для засад, и нас предупредили об этом.

Нас уже ждали, чтобы принять, оказав горячий прием.

Но приказ — есть приказ.

Мы вошли в ущелье около полудня, настороженно шли вперед, вслушиваясь в каждый звук. Боевая техника гремела позади, и её звук эхом отражался от каменных стен ущелья, и это усиливало напряжение. Никто не ожидал, что нас тут встретят так жестко и неожиданно.

Первый залп оказался оглушительным.

Взрыв гранаты разорвал тишину, взметнув клубы пыли и камней. На нас обрушился град выстрелов — автоматные очереди срывались с вершины скал, словно молнии, но уже не небесные, а смертельные, направленные прямо в нас.

Моджахеды заранее подготовили укрепленные позиции на высоте, у них был полный обзор, а наши парни оказались в ловушке, открытые со всех сторон.

Мы пытались вырваться, но огонь противника прижимал нас к земле.

В этом аду каждый шаг требовал невероятных усилий. Пули свистели над головой, осколки гранат били по бронежилетам. Вокруг падали товарищи и друзья — сначала те, кто шёл впереди, затем, когда бой разгорелся с новой силой, и те, кто пытался помочь раненым.

Командиры пытались перекрыть огонь, отдавая команды стрелять по вершинам.

Но враг маневрировал, и, как только наши солдаты начинали подавлять одну точку, пули уже летели с другой стороны. Казалось, каждый камень, каждая щель в скалах стали орудиями смерти.

Я шел рядом с другими бойцами, когда прогремел очередной залп — взрыв… Будто внутри моей головы.

Я сразу понял, что в беде. Взрывная волна отбросила меня назад и шмякнула об землю со всей дури.

Вспышка. И тишина.

Я был убит и воскрес в этом мире в теле двухлетнего ребенка. Сейчас мне сорок два, а вспомнил я всё, когда мне было лет десять.

Даже не знаю, как реагировать на это признание.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — снова перехожу на «ты», ставлю между нами дистанцию.

— Молодец, — усмехается майор. — Так держать. Шпион из России не должен выдавать себя в СССР.

— Что ты хочешь от меня, Рытвин, — спрашиваю устало.

— Помощи.

— В чем?

— Мы должны сделать этот мир лучше, не зря же нас отправили сюда, дали второй шанс.

— На черта делать его лучше, он и без нас прекрасен. Никто не угрожает ядерной войной. Что хорошего в том мире, который мы оставили? Кроме семьи, конечно. На карту мира взглянуть не возможно без содрогания, она вся в красных точках, ни в одной стране нет хотя бы одного периметра где не шли бы боевые действия, не убивали людей, не взлетали на воздух люди, пострадавшие от терактов.

— Ты это брось, Макар Матвеевич. Мы здесь, и мы сделаем этот мир лучше.

— Как?

— Я порекомендовал тебя людям, теперь ты в «рыбной» цепочке. Поздравляю!

Твою ж мать!

— Что я должен делать?

— Для начала по городу будешь работать, потом выйдешь на главного, сделаешь так, чтобы тебя взяли с собой в Сочи. Мы должны знать всех — поставщиков также.

— Зачем тебе это, Рытвин? Звездочки лишние нужны?

— Не забывайся, Сомов Макар, или как там тебя… Мы здесь главные, а такие как ты приходят и уходят.

Хмыкаю. Что-то этот майор начинает меня злить.

С чего он взял, что может руководить мною?

Расстаемся с Рытвиным, едва выходим из ЦУМа.

Приезжаю в общежитие спустя час, ребят в комнате нет, и я поскорее бросаю тяжеленный портфель на свою кровать и расстегиваю его.

Высыпаю содержимое на одеяло — десять банок кильки. Понимаю, что внутри совсем не килька. От этого не легче. Рассматриваю толстую пачку пятирублевых купюр, несколько листов, исписанных мужским мелким ровным почерком, с пометкой в шапке: «Выучишь, сожги».

Пробегаю глазами по строкам, понимаю, это указания, адреса и явки, с которых я должен начать, чтобы выйти на тех, кто выше шавок.