Выпусти птицу!

Кемская легенда

Был император крут, как кремень:
кто не потрафил –
         катитесь в Кемь!

Раскольник, дурень, упрямый пень –
в Кемь! 

Мы три минуты стоим в Кеми.
Как поминальное «черт восьми»
или молитву читаю в темь –
мечтаю, кого я послал бы в Кемь:
1…
2…
3…
4…
5…
6…
7…
Но мною посланные друзья
глядят с платформ,
         здоровьем дразня.
Счастливые, в пыжиках набекрень,
жалеют нас,
      не попавших в Кемь!
«В красавицу Кемь
         новосел валит.
И всех заявлений
         не удовлетворить.
Не гиблый край,
        а завтрашний день».
Вам грустно?
      Командируетесь в Кемь!

Спальные ангелы

П. Вегину

Огни Медыни?
а может, Волги?
Стакан на ощупь,
Спят молодые
на нижней полке
в вагоне общем.

На верхней полке
не спит подросток.
С ним это будет.
Напротив мать его
кусает простынь.
Но не осудит.

Командировочный
забился в угол,
не спит с Уссури.
О чем он думает
под шепот в ухо?
Они уснули.

Огням качаться,
не спать родителям,
не спать соседям.
Какое счастье
в словах спасительных:
«Давай уедем!»

Да хранят их
ангелы спальные,
качав и плакав, –
на полках спаренных,
как крылья первых
аэропланов.

Слеги

Милые рощи застенчивой родины
(цвета слезы или нитки суровой)
и перекинутые неловко
вместо мостков горбыльковые продерни,
будто продернута в кедах шнуровка!
Где б ни шатался, кто б ни базарил
о преимуществах «ФЭДа» над Фетом –
слезы ли это? линзы ли это? –
но расплываются перед глазами
милые рощи дрожащего лета!

Кольцо

Лоллобриджиде надоело быть снимаемой,
Лоллобриджида прилетела
             вас снимать.
Бьет Переделкино колоколами
на Благовещенье и Божью мать!

Она снимает автора, молоденькая
фотографиня.
       Автор припадет
к кольцу
    с дохристианскою эротикой,
где женщина берет запретный плод.

Благослови, Лоллобриджида, мой порог.
Пустая слава, улучив предлог,
окинь мой кров, нацель аппаратуру!
Поэт полу-Букашкин, полу-Бог.

Благослови, благослови, благослови.
Звезда погасла –
        и погасли вы.
Летунья слава, в шубке баснословной,
Как тяжки чемоданища твои!

«Зачем Ты вразумил меня, Господь,
несбыточный ворочать гороскоп,
подставил душу
        страшным телескопам,
окольцевал мой пальчик безымянный
египетской пиявкою любви?
Я рождена для дома и семьи».

За кладбищем в честь гала-божества
бьют патриаршие колокола.
«Простоволосая Лоллобриджида,
я никогда счастливой не была».

Как чай откушать с блюдца хорошо!
Как страшно изогнуться в колесо,
где означает женщина
           начало,
и ею же кончается кольцо.