— Не так, глупая, — перебил Боровой. — Навь — это мой мир. Явь — ваш, человеческий. И Правь — место, где жили первые боги, где обретали покой мирные души и рождались новые. Так вот, Вырай — это Явь, Навь и Правь вместе. Одно целое. Триединство. Вырай — это весь мир: наш, ваш, тех, кто жил до нас и будет жить после. Понимаешь? Он общий. А то, что сейчас творится… не должно так быть. Правь утеряна. И как в неё попасть — неясно. Да и есть ли она где-то ещё… Никто не знает, даже самые первые из нас. Может, то хранилище из легенд и есть сама Правь. Это мне неведомо. И никому. Говорят, тот, кто завладеет Древом, Хранилищем и Книгой знаний, вернёт Триединство, а значит, и мир излечит. Но сам изменится навечно.
— В каком смысле? — Марина теперь не просто испугалась. Ей стало жутко.
— Я не принимаю твою жертву, — Высший вдруг поднялся, подошёл к ямке с кровью, вперился в неё взглядом. Она вспыхнула чёрным огнём, а через секунду затянулась свежей землёй. — Твоё служение закончено. Отпускаю с миром. Грибы по-прежнему будут тебе повиноваться, но меня больше не зови. Не хочу, чтобы твоя судьба имела ко мне отношение. Только, когда время придёт, помни, кто враг, а кто друг.
Ведьма ослепла и оглохла. В нос ударил резкий, прелый запах осеннего леса. А потом зрение прояснилось.
Она стояла в центре своей любимой полянки. О Боровом и странном разговоре ничего не напоминало.
Древо было искренним, откуда-то Марина это точно знала. Сведения, добытые от Борового, теперь казались не жуткими, а очень полезными.
Ведь она и до этого, сама, чувствовала, что Древо нужно собрать до конца. Что это пойдёт на пользу людям.
А в то, что это может принести неприятности лично ей, как-то не верилось.
До рассвета было ещё далеко, но спать совершенно не хотелось. Ведьму взбудоражила встреча с Высшим и информация, которой он поделился. А ещё её сильно испугал «разрыв контракта». Погоня за человеческой душой и плотью (и неважно, кровь это или кусок мозга) была любимой забавой потусторонних созданий всех рангов. Добровольно отказаться от сотрудничества с колдуньей — на это должна быть веская причина. Марине показалось, что Боровой не был с ней откровенен до конца. Да и на последний вопрос ведь не ответил.
Хотя что в этом удивительного? В конце концов, он нечисть, хоть и добродушная на первый взгляд.
Казалось, грибами пропахла не только одежда, волосы и кожа, но и внутренности — с каждым выдохом вокруг ведьмы словно усиливался этот приятный, будоражащий желудок, но в данный момент безумно раздражающий запах. Она на мгновение представила, что этим ароматом пропитается её уютный чистый домик, ужаснулась и решила принять меры.
Баня всё ещё держала тепло, вода в баке по-прежнему была горячей. Марина наполнила тазик, добавила холодной воды, вернулась в предбанник и полезла на чердак — там, под крышей, висели сушёные травы. Основательно мыться ведьма второй раз за сутки не собиралась, просто хотела отбить запах грибов, который, казалось, навечно поселился на теле. А в этом могло помочь что-нибудь приятно пахучее.
— Спадарыня? Ты ж толькі памылася. Зноў ізгваздалася ці шо[1]? — раздался в темноте хриплый испуганный голос.
Марина наколдовала светящийся шарик и увидела возле трубы, идущей сквозь чердак на крышу, что-то вроде большого гнезда из старых банных веников, мочалок и тряпок. Из этой кучи таращилось несколько пар глаз.
— Нет, ничего не надо. Я только мяту возьму.
— Жонка, вылазь. Ідзі дапамажы[2], - лазник говорил почтительно, но настороженно.
— Не надо, я сама всё сделаю. Спите.
— Спяток, Хвосцік, Грыдля, падайце спадарыне патрэбную траўку, бо сама не найдзе, толькі шуму наробіць[3].
— Ну… ладно. Твоя правда. Вы быстрее найдёте. Тогда не только мяту. Чабреца, например, и ещё чего-нибудь, пахучего, вкусного, но не слишком сладкого. Только полынь не надо, слишком она, ну… не для сегодняшнего дня она, в общем.
— Разумею. Грыдля, там, за страхою, ядловец. Самае то[4].