Читаем Вырезанный живот. Мгновенный человек полностью

Я сказал, что устал и хочу спать. Он предложил поспать на его чемодане. Положил чемодан на колени, чтобы я опустил на него голову. Я доверился ему и лег. Увидел в перевернутом виде безногого нищего. Ночами он заползал на Белорусский вокзал выпить, погреться, поговорить. Как-то раз на его пути встал милицейский патруль, два мента: мужчина и женщина. Я был рядом и слышал, что он им сказал. Он сказал, что не может никуда уйти. «…Я не могу ходить. Я только ползаю. Когда ползаешь, то понимаешь, почему люди тебя боятся. Они боятся низа. Они боятся меня именно снизу. Потому что снизу человек никак не защищен. Страх кастрации, аборта…»

Я засыпал и думал: если желудок бедняка — это меч Бога, то, как же выглядит рука, держащая этот меч?

Мгновенный человек

Йога смерти

Сульфазин на персиковом масле в четыре точки кололи, но не мне — русскому религиозному фанатику: апостолу Павлу. Он так себя называл. Я считаю, что он и есть тот самый апостол Павел. Я же, наконец, узнал, что такое галоперидол. В этом положении под психотропами, галоперидолом мне приходилось заниматься йогой, серьезно заниматься. Занимаешься — и замечаешь, что начинаешь владеть техникой йоги. Не то, что Богом дано. Просто попадаешь в дурдом — и начинаешь йогой заниматься. Никто этого не видит, не понимает, чем ты там занимаешься. Занимаешься спокойно себе йогой. В какой-то момент у меня даже голос прорезался; я стал петь.

Я пел на дне рождения нашего заведующего отделением. Праздновал он с коллегами у себя в кабинете. Меня позвали, чтобы я спел. Я спел. Там была молодая симпатичная психиаторша. Я подмигнул ей. Она испугалась. Испугалась своих мыслей. Я пел для нее. Но стал желать ее смерти, когда она достала вишневый мобильный телефон и стала меня на него снимать. Я спел последнюю композицию с первой стороны пластинки «Айленде» группы «Кинг Кримсон», на русском языке, не в рифму. Это была моя перепевка английской песни.

«…Написала жене своего любовника: "Семя твоего мужа удобряет мою плоть…" С лицом, как у прокаженной, когда получила это письмо, жена побежала с каменным горлом, глазами слепыми от слез. "Я верна, я не хочу жить. Не хочу обслуживать любого мальчика или мужчину. Я прощаюсь со своим бренным телом. Все, что мое — это твое. Это — смерть…"»

Они не протрезвели, но замерли, не могли шевельнуться, словно их заколдовали, обездвижили. Я меньше всего хотел их поразить. Я пожелал смерти этой практикантке — но только возбудил ее. Решил перевести разговор в деловое русло. Сказал, что могу спеть для записи на что-то более существенное, чем мобильный телефон. Я свои права знаю. Права на запись я могу уступить вам. Не хочу, чтобы мое пение после моей смерти принадлежало моей матери. Не хочу, чтобы она этим торговала.

«…Как только она узнает, что я еще и пою — она начнет шантажировать меня. Силой заставит подписать контракт. Я этого боюсь: что начнут давить. Я лучше с вами договорюсь…»

И, не дождавшись ответа, запел: «Семь раз отмерь, один раз отрежь, — сказал Прокл, укладывая своего путника в постель…»

Недавно что-то нашло на меня: я схватил с полки «Записки пиквикского клуба» с намерением спеть всю книгу, все три тома от начала до конца. У Чарльза Диккенса был псевдоним: Бос. Диккенс подписывался: «Босс», как Ульянов подписывался «Ленин». Если внимательно почитать «Машину времени» Герберта Уэллса, бросится в глаза один любопытный факт. Там дается очень подробное перечисление материалов, из которых создается машина времени. Десятки наименований материалов перечислено, среди них слоновая кость и драгоценные камни. В духе сопромата (сопротивления материалов) идет это крайне любопытное перечисление, в одном абзаце. Там же называются химические лаборатории. Надо на досуге проверить эту информацию. К чему бы это? И почему герой Артура Конондойля Челленджер стал главенствующим персонажем? Не Шерлок Холмс, но Челленджер. Как в случае с Лениным: не Ленин, но Ульянов. У него, может, была тысяча таких псевдонимов. Но его запеленговали на этом: на Ленине. Как Иисуса Христа иудеи запеленговали на том, что у него зрачки выделялись в виде числа «13». По глазам было видно: «13». Они увидели, как он смотрит: расписывается глазами: «13». И запеленговали, овладели его росписью. Чуть раньше к нему привели проститутку, чтобы у него на глазах забросать ее камнями. Как говорит Закон. Он продолжал смотреть вниз и палочкой что-то чертить на земле. На них не смотрел. Только сказал: «Кто из вас не имеет вины, пусть первый бросит в нее камень». Первого не оказалось. Второго не оказалось, третьего не оказалось. Ни одного не оказалось. По одному, по очереди они бросали свои камни на землю, но не просто на землю, а в его роспись на земле — в те самые каракули, узоры, которые он палочкой чертил на земле.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Белые шнурки
Белые шнурки

В этой книге будет много историй — смешных, страшных, нелепых и разных. Произошло это все в самом начале 2000-х годов, с разными людьми, с кем меня сталкивала судьба. Что-то из этого я слышал, что-то видел, в чем-то принимал участие лично. Написать могу наверное процентах так о тридцати от того что мог бы, но есть причины многое не доверять публичной печати, хотя время наступит и для этого материала.Для читателей мелочных и вредных поясню сразу, что во-первых нельзя ставить знак равенства между автором и лирическим героем. Когда я пишу именно про себя, я пишу от первого лица, все остальное может являться чем угодно. Во-вторых, я умышленно изменяю некоторые детали повествования, и могу очень вольно обходиться с героями моих сюжетов. Любое вмешательство в реализм повествования не случайно: если так написано то значит так надо. Лицам еще более мелочным, склонным лично меня обвинять в тех или иных злодеяниях, экстремизме и фашизме, напомню, что я всегда был маленьким, слабым и интеллигентным, и никак не хотел и не мог принять участие в описанных событиях

Василий Сергеевич Федорович

Контркультура
Комната
Комната

Здесь все подчинено жесткому распорядку, но время словно бы размазано по серым казенным стенам. Здесь нечего делать, кроме как вспоминать и заново переживать события своей прошлой жизни, оставшейся за дверью. Здесь очень страшно, потому что ты остаешься наедине с человеком, которого ненавидишь – с самим собой…«Комната» (1971), второй роман Хьюберта Селби, не был оценен критиками по достоинству. Сам автор утверждал, что эта книга является наиболее болезненной из когда-либо написанных им и признавался, что в течение двух десятилетий не мог заставить себя перечитать ее. Однако время все расставило по местам, и новые рецензии на «тюремный роман» отдали автору должное.Книга содержит нецензурную брань, сцены насилия и жестокости!

Dinozevr , Виталий Григорьевич Михайлов , Влад Мири , Дмитрий SAD , Марина Аэзида

Фантастика / Контркультура / Попаданцы / Современная проза / Пьесы