Читаем Вырезанный живот. Мгновенный человек полностью

«Чудно матерям девство и странно девам деторождение» — такая вот интуиция. Это формула интуиции. «Не видящие суть в сути и не суть в не сути, они никогда не достигнут сути, ибо их удел ложное намерение. Но видящие суть в сути и не суть в не сути, они достигнут сути, ибо их удел истинное намерение». Это формула запредельной интуиции или «Алмазная сутра, разящая, как громовая стрела» Гаутамы Будды, записанная в «Дхаммападе», книге речений Будды. Или: «Когда у людей на земле день, у ангелов на небе ночь. Когда у людей на земле ночь, у ангелов на небе день». В результате, когда у людей на земле день, у ангелов на небе ночь. Когда у людей на Земле ночь, у ангелов на небе день… Не надо меня останавливать. Очень важно пройти все варианты. Мне же нужно свой разум просветить. Для себя лично. Прийти к ясности в собственных мыслях, в собственных интригах, в собственных подлостях. Я же прихожу интуитивно к таким-то выводам. Нахожу, как ростовщик своего беднягу, как кредитор нахожу своего должника. Я же не случайно владею росписями людей. Закорючки эти не случайно храню и пускаю в ход. Но выясняю это только, когда проясняю голову формулами интуиции. Без этого я в себя не прихожу, не нахожу, не вижу у себя всех этих росписей, закорючек, типа закорючки: Ульянов / Ленин /…

Когда у меня канализацию прорвало, я воспринял это как знак и сам ушел в дурдом. Как выяснилось, уйдя из дома, я в очередной раз спас себе жизнь. В первый раз я ушел в дурдом, чтобы в армию не идти. Второй раз, чтобы стать для них окончательно больным и тем самым избавиться, наконец, от своей росписи, закорючки. Чтобы подпись моя стала недействительной. Я добился, что меня признали инвалидом второй группы, хотя они клялись и божились, что я абсолютно нормальный, здоровый человек. Как будто я без них этого не знал. Но я добровольно лишил себя права голоса. Это было частью моего плана. Тем самым я смог избавиться от своей росписи, от этого лукавого змея. Ни один юрист в мире не признает легитимность моей закорючки. Когда же в наше отделение занесли стопки чистых выглаженных пижам, велели переодеться и строиться голосовать — велели и следили, чтобы голосовали за Медведева — я понял, что ситуация в мире изменилась, раз понадобились росписи даже таких людей, как мы. Проголосовал — но не расписался. Галочку поставил при фамилии Медведев — но не роспись. Никто из больных нашего отделения не расписывался. За каждого из нас расписался главный врач больницы. За это его выебли.

Замри, умри, воскресни

Торговля — та же физика. Даешь деньги, получаешь деньги, считаешь деньги, пересчитываешь деньги. Обмениваешь деньги на товары, товары на деньги.

Православная физика — это статическая физика. Физика статики. Православные хлысты заметно продвинулись в экстатической физике, физике экстазов. Смерть — необратимый дефект обоняния, тоже экстаз, но в статике, физике статики. Переход на другую физику. Но с дефектом. Смерть — именно такой дефект обоняния, когда в экстазе от силы запаха замираешь, и… Не умираешь, но переходишь в другую физику, в физику статики. По сути своей, эта физика занимается мгновенным человеком. Сточки зрения мгновенного человека так. По сути — так. По православию так.

Рисунок

«Так-так-так…», — говорит пулеметчик. Попробовал аэрографом Индию нарисовать. По-другому нельзя. По-другому: берешь эту макаронину, выкидываешь в форточку — и готово дело. Нарисовал. Выкинул — нарисовал. Именно так. Только что я вам нарисовал Индию. Аэрогрометрия — моя вторая специальность. Бумаги, приборы здесь не нужны. Не нужны приборы, если в гостях находишься, в гостях живешь.

Только что я вам нарисовал Индию, какой ее знаю. По-другому здесь нельзя. Порядок, который здесь установлен — это не просто порядок. Он нападает со всех сторон, чтобы меня поиметь — я сопротивляюсь, отбрыкиваюсь.

Работа

В новой квартире, куда меня перевезли армяне из Баку, мне не пишется; правильно, что не пишется. Очень большая квартира. Работать можно только в маленькой квартире, где тебе тесно, очень тесно, как в тюремной камере. Только неволя предполагает работу. Свободный человек не будет работать. Это не в природе человека: работать. Никто раньше не работал. Это идея французской революции: «Работа». Возможно такое представить: чтобы Печорин работал? У Чехова работают только отвратительные типы, и сам Чехов из их числа. Меня всегда пугало, что Ленин много работал, очень много работал. Потому и случилось то, что случилось. Революция, концлагеря, коллективизация, индустриализация. Это то самое и есть — работа. Ленин / Ульянов / поработал. Когда кто-то много работает — это не к добру.

Рубли

Моих соседей не слышно. Но этого не может быть. Тихих соседей не бывает. Потому в советское время возникло выражение: «оборонная мощь страны». Не бывает тихих соседей ни у человека, ни у всей страны. Ни у кого. Хотя бы потому, что все люди сволочи. Когда говорят «люди», подразумевают именно это.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Белые шнурки
Белые шнурки

В этой книге будет много историй — смешных, страшных, нелепых и разных. Произошло это все в самом начале 2000-х годов, с разными людьми, с кем меня сталкивала судьба. Что-то из этого я слышал, что-то видел, в чем-то принимал участие лично. Написать могу наверное процентах так о тридцати от того что мог бы, но есть причины многое не доверять публичной печати, хотя время наступит и для этого материала.Для читателей мелочных и вредных поясню сразу, что во-первых нельзя ставить знак равенства между автором и лирическим героем. Когда я пишу именно про себя, я пишу от первого лица, все остальное может являться чем угодно. Во-вторых, я умышленно изменяю некоторые детали повествования, и могу очень вольно обходиться с героями моих сюжетов. Любое вмешательство в реализм повествования не случайно: если так написано то значит так надо. Лицам еще более мелочным, склонным лично меня обвинять в тех или иных злодеяниях, экстремизме и фашизме, напомню, что я всегда был маленьким, слабым и интеллигентным, и никак не хотел и не мог принять участие в описанных событиях

Василий Сергеевич Федорович

Контркультура
Комната
Комната

Здесь все подчинено жесткому распорядку, но время словно бы размазано по серым казенным стенам. Здесь нечего делать, кроме как вспоминать и заново переживать события своей прошлой жизни, оставшейся за дверью. Здесь очень страшно, потому что ты остаешься наедине с человеком, которого ненавидишь – с самим собой…«Комната» (1971), второй роман Хьюберта Селби, не был оценен критиками по достоинству. Сам автор утверждал, что эта книга является наиболее болезненной из когда-либо написанных им и признавался, что в течение двух десятилетий не мог заставить себя перечитать ее. Однако время все расставило по местам, и новые рецензии на «тюремный роман» отдали автору должное.Книга содержит нецензурную брань, сцены насилия и жестокости!

Dinozevr , Виталий Григорьевич Михайлов , Влад Мири , Дмитрий SAD , Марина Аэзида

Фантастика / Контркультура / Попаданцы / Современная проза / Пьесы