Выродок (Время Нергала)

Вот опять ОН прошел. Дальше, видно, в самый конец коридора. Там шестая палата… Вдруг Люба услышала шум, возню потом то ли крикнул, то ли всхлипнул кто-то… Возвращается… Тяжело идет… У самых дверей остановился, что-то грохнулось на пол. Еще кого-то убил… Бормочет… Люба вслушивалась, мучаясь страхом, вдруг про нее вспомнит?.. Нет, вроде говорит свое что-то… «Здоровый мужик… Такие Нергалу нужны… А змею Нергал тебе подарит… Змея каждому нужна… Тем более такому здоровенному… Рука как у Нергала…» Замолчал… Крякнул, видно, тело поднял и дальше, в операционную… «Ох, да что же ОН еще задумал? Куда теперь пойдет?»

Но в коридоре опять стало тихо…

* * *

Великое действо должно быть прежде всего обставлено соответствующими декорациями.

ЕГО слегка лихорадило от возбуждения и восторга. ОН несколько раз ловил себя на том, что начинает суетиться, стремясь как можно скорее подготовить сцену. Суетливость не пристала Богу. ОН стал действовать более спокойно, хотя внутреннее напряжение все время росло и подталкивало: быстрее! быстрее!

Сначала ОН перенес в операционную нескольких стариков и старух. ОН усадил их вдоль стен так, чтобы они, облокачиваясь друг на друга, могли сидеть и таким образом лучше видеть все, что будет происходить в зале.

Некоторые из них были настолько немощны, что падали на пол. В конце концов ОН перестал обращать на упавших внимание. Зрителей было достаточно.

После этого ОН усадил на высокий табурет журналиста и крепко привязал его к трубе парового отопления.

Следующими были сестры. В операционной было три окна. ОН вводил в зал сестер поодиночке, одним взмахом скальпеля перерезал им горло, с наслаждением вдыхая запах свежей крови. Потом отгрызал им соски с упругих прекрасных грудей, едва сдерживая при этом оргазм. От этого усилия — удержаться от извержения спермы — ОН получал еще большее наслаждение.

Полностью раздев жертву, ОН надевал на нее белый халат и подвешивал за руки к трубе, проходящей под потолком, так, чтобы тело висело в проеме окна.

Скоро в операционной, залитой кровью, на окнах висели существа, в свете луны казавшиеся какими-то неземными, чудовищными и вместе с тем призрачными созданиями.

Наконец ОН вышел в коридор и потребовал у сжавшихся от страха нянечек принести свечи, как можно больше свечей, все, какие найдутся. В интернате действительно были свечи. Их закупали на всякий случай, поскольку частенько бывало, что электричество отключали.

Свечи ОН расставил в беспорядке по всему залу, и обычная операционная превратилась в сумрачный подвал, потолки опустились, стали сводчатыми, покрылись непонятными разводами, похожими на древнюю плесень. Огромные тени плясали по стенам. В окна сквозь белые халаты сестер просачивался рассеянный лунный свет.

Любомудров пытался закрывать глаза, чтобы, открыв их, убедиться, что все это не кошмар, который ему привиделся, что он действительно стал свидетелем грандиозного и чудовищного зрелища, воплощенного в жизнь тем, кого он так искал и в безумный мир которого пытался проникнуть.

Успенский и Тимохин сидели в корпусе напротив и силились понять, что происходит в операционной.

Сначала они отдали приказ снайперам стрелять по НЕМУ, когда совсем стемнеет и в операционной загорится свет.

Но вскоре стрелки доложили, что в проемах окон висят человеческие фигуры. Скорее всего женщины, Живы они или нет, сказать трудно, поскольку явно не похожи на повешенных, скорее распяты, подвешены за руки за что-то под потолком. И самое главное, окна теперь загорожены, свет погашен, и они не могут стрелять.

— Свет-то там есть, — сказал Тимохин, но какой-то странный.

— Свечи, ублюдок, зажег, — сказал Успенский. — ОН же, сволочь, не просто убивает, ОН ритуальное действо совершает.

— Давайте я влезу по трубе водосточной, доберусь по карнизу до окна и пристрелю ЕГО, — предложил один из бойцов. — Что же ОН так и будет убивать, а мы сиди и жди, когда всех перебьет?

— Всех убивать ОН не будет, — возразил Успенский. — Все ЕМУ не нужны.

— Ну, спасибо, утешил, — сказал Тимохин. — Ты хоть понимаешь, что здесь происходит? Один-единственный подонок, маньяк, садист угрожает жизни сотне людей! А мы сидим! И ждем, когда этот ублюдок позвонит и скажет: «Все, дяди дорогие! Я наубивался! Спасибо, очень вами доволен!»

— Что ты предлагаешь, Тимохин? Я на все соглашусь.

— Попробуйте и впрямь по водосточной трубе. Двое! — приказал Тимохин. — А вы четверо попытайтесь открыть окна на первом этаже. Только осторожно, старичков не покалечьте!

Бойцы побежали к корпусу. Успенский устало и безнадежно подумал, что все это зря, и самое страшное ждет всех впереди.

На улице послышался рокот мотора подъехавшей машины.

В комнату вошли трое молодых людей с фотоаппаратами.

— Мы из трех газет Питера, — сказал один из них. — Скоро здесь будет толпа нашей братии. И телевизионщики собирались. Наверное, уже выехали.

— Ну-ну, — безразлично сказал Успенский. — Располагайтесь.

— А что происходит? — спросил самый юный и, смутившись, представился: Юрий Никонов, «Свободная газета».

— Пока ничего не происходит, — угрюмо ответил Тимохин. — ОН там, мы здесь.

— А штурм?