Выше головы! (CИ)

— Максимум. А сейчас и семидесяти нет, так? Двести пятьдесят тысяч — это небольшой город на Земле. Что делать с остальными? С остальными Ядвигами? Не знаешь? Не хочешь знать? Придётся их бросить! Рэй, ты не сможешь спасти всех! Не можешь сделать всех счастливыми! Кто-то останется за бортом, так или иначе. И тебе пора примириться с этим. Иначе за бортом окажешься ты!

Плечи

Вода плескалась вокруг меня, ласково укачивая — нежно-голубая, прохладная и невероятно прозрачная. И чистая — циркуляция позволяла удалить любые примеси и мусор за считанные секунды. Хотя какой тут мог быть «мусор» — разве что биопыль, мельчайшие частички кожи, волоски. В воздухе и то кружило больше!

Я подумал, что эта вода из бассейна была безопаснее питьевой воды — там, в прошлом, на Земле. Раньше вода была сокровищем — то есть были люди, для которых она была недоступна. В больших объёмах недоступна, иначе они бы умерли. И это происходило даже в то время, когда технически можно было сделать так, чтобы её хватало на всех! «Прогресс», как его тогда понимали, ничего не значил без изменений «системы». Если верить Утенбаевой. Но во что ещё можно верить? Просто создали новое общество (где всем хватало воды, и никто не голодал), а старому помогли закончиться. И теперь я плавал в совершенной воде — я, которого создали совершенным человеком, но не планировали сделать настоящим человеком, потому что люди не могут быть совершенными…

И всё-таки это было очень здорово — рассекать эту гладкую податливую массу, одновременно твёрдую и покорную моим движениям! Чистейший аш-два-о, и мне не нужно было беспокоиться о вирусах или бактериях: на станции, утыканной фильтрами, любое подозрение на болезнь поднимало по тревоге медиков. А логос с упоением принимался выявлять источник опасности. Как рассказывала Сара («Наверное, она уже родила — надо бы её поздравить»), будучи посредником, она часто слышала, что для ИскИнов исполнение предназначения сродни оргазму. Ещё один маленький шажок к совершенству, ещё одна победа над хаосом… Но у «бэшек» это было немного иначе.

— Извини! — донеслось до меня, и прежде чем я успел среагировать, брызги от упавшего рядом мяча заполнили мой нос и рот, давая дополнительную возможность убедиться в чистоте и температуры воды. — Ты в порядке?

Очень хотелось спросить, как это они умудрились докинуть с другого конца бассейна, но общаться не хотелось, и я молча вернул им мяч: выпрыгнул из воды и швырнул со всей силы, устроив им ответный фонтан брызг.

— Вы как, в порядке? — не удержавшись, поинтересовался я.

Ответом был громкий смех.

Вот и ладно. Ребята пришли поиграть после смены, а заодно позаботиться о своём здоровье. Чтобы в медблоке не журили за отвисшие мышцы и животик. И чтобы выглядеть хорошо для своего партнёра. То есть примерно для того же, для чего сюда ходил я, только в моём случае на первом месте были художники из студии Оксаны. Что им там особенно нравится? Плечи? Значит, будет плавание. Лучше, чем беговая дорожка.

Внезапно я поймал себя на том, что жду приглашения. Всплески, удары ладоней по мячу и короткие восклицания, доносившиеся со стороны игрового поля, служили постоянным напоминанием о моей выключенности, об одиночестве, которому я, тем не менее, был рад. Я бы отказался, если бы меня пригласили, и нашёл бы дюжину аргументов! Но само приглашение значило очень много.

Узнали ли они меня? На мне не было предупреждающих знаков — бассейн оставался единственным местом, где я мог обойтись без проклятой маркировки. Мне это разрешили — Глава Станции выпустила распоряжение, и никто не стал его оспаривать, поэтому я мог спокойно плавать и нырять как обычный человек. И даже после того случая, когда я едва не утопил Нортонсона, ничего не изменилось.

Но они вполне могли узнать меня в раздевалке. Всё-таки я «звезда»: сначала репортажи Ирвина, потом всё остальное. Перевод в спецотдел сам по себе должен быть стать новостью: из помощников Главы Станции — в натурщики! Может, поэтому и не пригласили? Подозревали во мне наказанного нарушителя, от которого лучше держаться подальше?

Глупо было гадать, что происходило на самом деле — может быть, у них просто не было мест в команде.

Отдыхая после заплыва, я украдкой поглядывал на них. Смотреть на самом деле было не на что: над водой виднелись только головы и руки — и летающий туда-сюда оранжевый мяч. Но мне достаточно было знать, что они там.

Свободные. По сравнению с «такими же людьми» из прошлого они были до невозможности свободными — от страха, от необходимости выживать, от ненависти к тем, кто по воле случая или обстоятельств получил больше доступа к ресурсам. Они управляли своей жизнью и могли выбирать любую доступную возможность. Они были свободными от стереотипов, обязывающих быть «сильными», «умными», «бесстрашными» или «свободными». Они могли просто быть собой.