Флинн кивнула, наблюдая как страх, словно шторм, промчался по лицу бабушки, но промолчала. Анна вышла из комнаты. Флинн посмотрела на звезды в маленьких яслях рядом с ней. Они сладко пели ей весь день печальными голосами Звезд без Глэдис. Тогда, глубоко внизу, в яме, всего-то через минуту или две после того, как она ушла от Греты, которая сидела на диванчике, поедая маленькие «Печенюшки Лу», и смотрела повтор «Нерешенных загадок», пришел этот ужасный Джереми с его дурацким мальчишеским самомнением и запахом кукурузных чипсов, попросил ее войти в дом, потому что он должен за ней присматривать, как за ребенком. У Греты тоже вот-вот должен был появиться ребенок, знала ли она об этом? Конечно, знала. Флинн вылезла из ямы, а голоса Звезд в ее голове просили помочь ребенку Греты, самой себе и порыскать в бабушкиной кладовке. Именно там она нашла Иосифа, Марию и всех остальных, и Звезды велели поставить их в священное место. Они ей снились, когда бабушка ее разбудила. Они больше не подпевали Глэдис, стоя в глубине сцены. В этот раз они все вместе пели «Военный гимн республики». Во сне Флинн они стали нормального роста. Они больше не были маленькими подземными созданиями, пропавшими в семидесятых годах. Они стали счастливыми людьми в прекрасных одеждах. Сейчас они, улыбаясь, сказали:
Флинн надела ботинки и пошла к Анне в гостиную.
– Мама звонила, – сказала она.
– Что? – переспросила Анна.
– Моя мама. Поппи. Она звонила мне. Анна поставила виолончель:
– Ты уверена, что тебе это не приснилось?
– Уверена. Она звонила из Невады. Мама не приедет. – Флинн уставилась в сторону.
– Она оставила номер телефона?
Флинн покачала головой. Анна проверила записи на АОНе. Там был номер с префиксом 702, возможно Невада. Она нажала кнопку «ПОЗВОНИТЬ», и ее соединили с отелем «Риппин&Сэндз».
– Твоя мама носит девичью фамилию или фамилию твоего папы?
Флинн нахмурилась:
– Она никогда не была Девой. Откуда у нее будет фамилия Девы?
Анна попросила соединить ее с номером Поппи Блендер. Ее сердце сжалось, когда дочь взяла трубку.
– Что ты делаешь в Неваде?
– Мама? – спросила Поппи.
– Да. Ты не собираешься приехать в Бостон в ближайшее время?
– Я скучаю по Флинн.
Анна посмотрела на Флинн, которая стояла, уставившись перед собой, скрестив руки.
– Ты хочешь поговорить с ней? – спросила она Поппи.
– Она не хочет разговаривать. Я уже пыталась.
– Флинн, ты хочешь поговорить с мамой?
– Нет, спасибо, – и девочка ушла в свою комнату.
– Она просто еще сонная. Я разбудила ее, когда пришла домой. – Анна слышала тяжелое дыхание Поппи. Одышка, как у астматика. – Ну ладно. Что ты собираешься делать? Я имею в виду семью.
Анна взяла виолончель и, прижав телефон к подбородку плечом, сыграла первые два такта из концерта Гайдна до мажор.
– Я все еще пытаюсь прийти в себя.
Анна фыркнула:
– А тем временем все остальное рушится.
– Даже так?
– Даже так. Твоя дочь помешана на смерти. Марвин бродит с таким видом, словно сходит с ума. – Она взяла смычок, чтобы послушать хоть что-то более приятное, чем рыдания Поппи. Дочь всегда умела пустить слезу. Это срабатывало с ее папочкой, но с Анной никогда: по ее мнению, люди очень редко плачут искренне, давая волю чувствам. – Тебе нужно будет позвонить, когда Флинн совсем успокоится. Они с Марвином пробудут здесь еще, наверное, несколько недель. Если Флинн захочет поговорить с тобой, куда ей позвонить?
Поппи оставила номер сотового. Анна записала его на нотах Гайдна.
Затем повесила трубку и пошла к Флинн, которая лежала на своей кровати лицом вниз, все еще в костюме ангелочка. Одежда была ей мала: крылья топорщились на середине спины, все швы были туго натянуты. Анна развязала красные башмачки и сняла их с внучки. Она подумала перенести Флинн на ночь в свою спальню, но затем решила не беспокоить. Девочка сама проснется ночью и пойдет в комнату бабушки. Анна погладила Флинн по спине. Ей хотелось разбудить ее, хотелось, особенно после событий этого ужасного дня, чтобы Флинн спала рядом, ведь это уже вошло у них в привычку. Как только Марвин вернется домой, Анна попросит его перенести внучку к ней в спальню.