Выше неба

— У вас там водится что-нибудь? — я неопределённо махнул рукой вниз на блестящую морскую гладь.

Один из носильщиков оглянулся, но промолчал, ответил Антон:

— Нет, слишком много соли и щёлочи. Правительство распыляет бактерии, которые должны что-то там перерабатывать, но пока без особых успехов.

Антон подошёл к чахлой яблоньке, невесть как державшейся на каменистом склоне, сорвал один из плодов и бросил мне.

— С морем не вышло, зато на Марсе теперь яблоки растут, — пропел он строчку незнакомой мне песни. Яблоко оказалось кислым.

Редкий лес исчез после восьмой станции на высоте шести километров. С ростом высоты Марс возвращался к своему исходному виду красной каменистой пустыни. Людей стало намного меньше. У нас были палатки, но первую ночь мы провели в высокогорном отеле, как это заведение гордо себя именовало. Обычные деревянные нары, разрежённый воздух и холод.

Я лежал в спальнике на жёсткой лавке и слушал, как кровь стучит в висках. Антон курил на улице давно запрещённый на Земле табак — более чем вредная привычка для альпиниста. А я вспоминал, как мы с Ингой в первый раз поднялись на Фудзи в Японии. Там было почти столько же людей, сколько на нижних станциях Олимпа. Но она была так счастлива, размахивала русским флагом на вершине… Может быть, именно тогда ей пришла в голову безумная идея оставить этот флаг на вершине Олимпа. Идея, которая, в конечном счете, забрала её у меня. Странно, сейчас я понимаю Ингу куда лучше, чем тогда.

Я засыпаю беспокойным сном, странным кошмаром, в котором меня преследует ледяной призрак мёртвой жены.

Мы продолжаем восхождение по леднику и спустя почти неделю изнуряющего холода, отвесных склонов, где приходилось карабкаться на верёвках, и пытки разряжённым воздухом, достигаем Малой вершины на высоте девяти километров. Ничем особенным она не выделяется, по сути это и не вершина, просто на леднике установлена табличка с надписью «Это высшая точка, которую может достигнуть человек без скафандра. Дальнейший подъём связан с неоправданным риском для жизни».

Антон прикладывается к кислородной маске и говорит.

— Знаешь, правительство Марса выдает сертификаты о покорении Олимпа, если предоставить им фотографию этого места.

Я пожимаю плечами. Со стороны это, наверное, выглядит комично, учитывая костюм и рюкзак со снаряжением.

— Я пришёл сюда не за сертификатом.

Антон снова прикладывается к маске, и я думаю, что нужно бы ему сказать, чтобы он берёг кислород, но я молчу — всё-таки он лидер экспедиции. Я думаю, что мы просто продолжим подъём, но Антон сипло спрашивает.

— А зачем ты сюда пришёл.

Я не отвечаю, и мы идём дальше. На высоте десяти километров на границе «чёрной зоны» нас оставляют проводники — у них нет скафандров, а это значит, что даже с кислородными баллонами выше двенадцати километров им не подняться. Недалеко от точки Эвереста, места, где расстояние до вершины Олимпа как раз составляет восемь километров, мы встречаем «Оранжевую куртку» — Франсуа Жассо, французского альпиниста, который тридцать лет назад пытался покорить Олимп, но так навсегда и остался здесь. Один из многих.

Антон остановился возле тела, и я воспользовался этой возможностью отдышаться. Несколько вдохов из кислородной маски — и муть перед глазами немного отступила. Антону, скорее всего, приходится ещё труднее.

— Знаешь, почему его не убирают? — спросил Антон, садясь прямо на лёд рядом с «Оранжевой курткой».

— Слишком сложно спустить тело вниз? — предположил я, настраивая калорифер на средний режим.

— Да, и это тоже, — легко согласился Антон. — Но ещё его оставили здесь как предупреждение.

Антон сдёрнул с трупа капюшон, и на меня уставился безглазый череп, обтянутый кожей. На такой высоте нет животных, которые могли бы повредить телу, но низкое давление сублимирует воду из замёрших тканей, превращая трупы в мумии. В своих самых страшных кошмарах я нахожу Ингу, и она выглядит так же, как этот незадачливый француз.

— Что ты предлагаешь? — я знаю ответ прежде, чем Антон раскрывает рот.

— Идём вниз, здесь нечего делать, тут только снег, лёд, ветер и мертвецы, — голос Антона срывается.

— Я пойду дальше. Один, если придётся.

— Максим, что и кому ты хочешь доказать? — наверное, Антону кажется, что он кричит, но воздух слишком разрежён и я слышу лишь громкий шёпот. — Инге? Она мертва уже десять лет, ты гоняешься за призраками, Максим, и если не остановишься — сам станешь одним из них! Десять лет назад я точно так же говорил Инге, Джонсону и Като остановиться! Потому что знал, когда нужно поворачиваться назад.

Вместо ответа я просто иду дальше. Это не трудно — просто переставлять ноги, опираясь на лыжные палки. Шаг, потом другой, а потом повторить.

— Мы были с Ингой любовниками, — кричит мне вслед Антон, — после восхождения она собиралась уйти от тебя!