Выше ноги от земли

– Ничего не случилось. К нам поступил пациент после ДТП. Наутро явился этот Бырдин. Стал командовать. Я ему не грубил, просто ушел. Слава добрым докторам!

– Это не тот, что в приемном сидит?

– О господи! Он еще там? Нет, это другой правоохранительный орган. Привез сегодня ребенка с колотыми.

Заведующий поднялся, держа перед собою бумагу.

– А с этим мне что делать?

– Не волнуйтесь. Я разговаривал сегодня с Бырдиным и вызвался помочь. Он был добр и туп. Думаю, следствие ждет недержание. А про жалобу никто не вспомнит.

Лист дрогнул и исчез под стопкой документов на краю стола.

– Иди.

– Матвей Адамыч, в ординаторской… Распорядитесь все же поменять стекло?

– Иди!

Руднев спустился в приемное. Молодой полицейский сидел на прежнем месте. На соседнем стуле лежало одеяльце, сложенное ровным квадратом. Полицейский увидел, что врач идет к нему, поднялся, протянул руку, забыв, что не так давно уже здоровался с Ильей.

– Почему вы не ушли? – спросил Руднев.

– Волнуюсь, – ответил тот.

– Не волнуйтесь. Она скоро поправится.

Илья пожал руку. «Сегодня день холодных рук», – подумал он. В приемном всегда жил сквозняк. Даже летом охранники ходили в зимних ботинках, а гардеробщицы кутались в ватные кофты.

– Хорошо. Но я все равно… Вы понимаете, зачем они так?

– Кто?

– Ну отчим ее. И мать! Та вообще спала рядом, когда я вошел. Спала на той же кровати. Я так ее и не добудился.

– У тебя есть сто рублей? – спросил Илья, пошарив по карманам.

Полицейский исполнил просьбу Руднева как приказ. Он достал бумажник. Вытащил из него сто рублей.

– Капучино или эспрессо?

– А?

– Кофе какой будешь?

– Любой.

Руднев вернулся от кофейного автомата с двумя горячими стаканами. Один он сунул в руки полицейского.

– Согрейся. И езжай домой. Или на службу – не знаю, куда тебе там надо.

– Никуда не надо.

Илья отпил кофе. Полицейский тоже сделал короткий глоток. Они сели так, что между ними оказалось окровавленное одеяло.

– Знаешь, мы тебя оставить здесь не можем, – сказал Руднев. – У нас уже есть один бездомный пес. Еще одного не потянем! – Полицейский чуть улыбнулся. – Я не знаю, зачем они это сделали, – продолжил Илья. – Я, как и ты, не понимаю, что случается с людьми, когда они решают поднять руку на ребенка. Не понимаю, откуда берется эта жестокость. Иногда мне хочется, чтобы в мир пришла чума, от которой бы передохли все взрослые и остались только дети. А девочку твою мы вылечим, откормим…

– И отправите в детдом.

– Это уже, товарищ сержант, судьба, которую мы с тобой изменить не можем.

Полицейский скоро допил кофе, обтер теплыми руками лицо и шею. Его мрачное настроение ушло, и вместо него осталась поганая голодная пустота.

– Что-то мне от вашего кофе дурно, – сказал он и с неохотой поднялся. – Я зайду завтра, можно?

– Конечно. Приходи, – ответил Руднев, снова пожимая руку полицейского и понимая, что делает это в последний раз.

Морг стоял за стеной монастыря и отделялся от больницы не только ею, но и всем своим видом. Плоский домишко из серого кирпича, издали похожий на тир в безлюдном парке. Шифер на крыше, на окнах – решетки. Бетонный двор. Руднев обошел здание и постучал в дверь служебного входа, потом сам же открыл ее.

– Ни хрена, какие гости! – В коридор высунулась и тут же исчезла мокрая взъерошенная голова.

Илья прошагал по рыжей плитке. Заглянул в секционную. Внутри витал влажный хлористый дух. Хрупкий санитар с глазами и осанкой енота выжимал в ведро тряпку.

– Привет, студент, – поздоровался Руднев. Санитар вздрогнул. Выронил тряпку. – А этот где, я не понял?

– В д-душе.

Руднев дошел до следующей комнаты, в которой и нашлась мокрая голова патологоанатома Терентича.

– Твою отдали сегодня, – отчитался он о девочке, выпавшей в окно.

– Ага, – кивнул Илья в сторону. – Терентич, трусы надень.

– Сильно она шмякнулась…

Терентич гремел дверцей железного шкафа.

– Забрали, значит?

– Утром еще. Чего надо-то, говори?

– Да так, ничего.

– Ну прям. Знаешь, сколько сюда ваших заходит?

– Знаю.

– Нисколько. А должны бы! Не интересно, что ли?

Руднев повел плечами.

– Ты думаешь, у нас время есть?

– А-а-а… Время. – Терентич, неловко согнувшись, натянул носки. – Ну то, что у вас времени нет, это я по отчетам вижу. Хер поймешь, зачем вы их вообще пишете. Так чего приперся, говори?

– Слушай, а человек в пожаре может без следа сгореть?

– Совсем без следа не может, – патологоанатом через ворот футболки посмотрел на Илью. – Тебе, что ли, труп надо спрятать?

– Ха. Ха. Очень смешно. В области, не так далеко, пожар был. Семья сгорела. Трое детей. Вот их-то и не нашли.

– Это кто ж тебе сказал?

– Бабка одна. Говорит, только труп отца достали. А больше и некого было хоронить. Просто на кресте три имени лишних написали.

– М-м-м… Ну а тебе-то что? Написали и написали.

– Интересно. Вот ты говоришь, не бывает такого, чтоб без следа.

Терентич застегнул молнию на куртке, перебросил через плечо сумку.

– Не бывает. Правильно говорю, ты бабок не слушай. Что-то остаться должно. Тем более от троих. Но это ж надо найти, если вообще искать.

– Если вообще искать, – запомнил Руднев.