Выше звезд и другие истории

В огромную хозяйскую спальню он вернулся с тяжело нагруженным подносом. Как он и предполагал, жена хозяина дома, уже одетая и обутая, как полагается, сидела рядом с постелью, положив свою легкую руку на руку мужа. Она вскинула на Хамида глаза и посмотрела на него с вежливым почтением, но… точно на захватчика: пожалуйста, тише, не прерывай наш разговор, не мешай, сделай все, что нужно, и уходи. Хамид не был особым ценителем женской красоты – возможно, потому, что при дворе чересчур часто такую красоту видел, причем на столь близком расстоянии, когда она как бы растворяется, – и все же в душе его шевельнулось волнение при виде этой цветущей женщины, ее прелестного, пленительного тела, полного сил и жажды жизни. Уж она-то была совершенно живой! Она казалась ему похожей на нежную и сильную олениху и была столь же неосознанно обольстительна, как это прекрасное дикое животное. Он еще подумал, а есть ли у нее оленята, и тут же заметил малыша, стоявшего у нее за спиной. В спальне при закрытых ставнях царил полумрак, лишь кое-где мелькали пятнышки и полоски солнечного света, пробивавшегося сквозь щели и высвечивавшего то какой-нибудь предмет мебели, весьма, кстати сказать, тяжеловесной, то изножье кровати, то складки покрывала, то личико ребенка с огромными темными глазами.

– Хамид-дем, – с тревогой окликнула его хозяйка дома. Оказывается, она, несмотря на полную свою поглощенность состоянием мужа, все же запомнила его имя, услышала его тем особым слухом, какой развивается у постели тяжелобольного, где каждое слово может нести в себе надежду или приговор. – Я по-прежнему не могу понять, дышит ли он!

– Приложи к его груди ухо, – сказал врач, и голос его неожиданно прозвучал очень громко, значительно громче ее почти шепота, – и сразу услышишь, как бьется сердце, как наполняются воздухом легкие. Хотя это и происходит очень медленно, как я и предупреждал тебя. Вот что, дема: я принес тебе поесть, и ты сейчас сядешь вот здесь, за этот стол, и немного поешь. А чтобы стало чуточку светлее, мы немного приоткроем ставню, вот так. Не беспокойся, его это ничуть не потревожит. Напротив, солнечный свет – это хорошо, это полезно. Но ты непременно должна сесть и позавтракать. Вместе с дочкой. Ведь девочка наверняка проголодалась.

Макали познакомила его с дочерью. Девочку звали Иди, ей было лет пять-шесть. Хлопнув себя ладошкой по груди, там, где сердце, она прошептала скороговоркой: «Да-будет-твой-день-удачлив-дем», и Хамиду показалось, что в этой цепочке слогов всего одна-единственная гласная. А малышка снова спряталась у матери за спиной.

Как приятно быть врачом и чувствовать, что тебя все слушаются, размышлял Хамид, глядя, как хозяйка дома и ее дочка послушно усаживаются за стол и принимаются за еду. Они были похожи друг на друга, как два отражения одного и того же человека, маленькое и большое – в одинаковых юбках и широких шароварах, с одинаковыми длинными шелковистыми косами. Он с умилением заметил, что на стол, пока они ели, не упало ни единой крошки.

Когда Макали встала из-за стола, лицо ее уже не было таким застывшим, а огромные темные глаза, в которых по-прежнему таилась тревога, смотрели почти спокойно. У нее очень мирная душа, подумал он. И почти сразу его опытный глаз врача заметил кое-какие признаки беременности – месяца три, наверное. Макали что-то шепнула девочке, и та побежала прочь. А она сама снова вернулась на прежнее место у постели больного, которое Хамид тут же уступил ей, но предупредил:

– Я собираюсь сейчас осмотреть его рану и заново ее перевязать. Ты останешься, дема, или, может, тебе лучше выйти?

– Я останусь, – сказала она.

– Хорошо, – кивнул он. И, сняв куртку, попросил, чтобы из кухни принесли горячей воды.

– А она у нас по трубам подается, – сказала Макали и подошла к какой-то дверке в дальнем темном углу.

Хамид никак не ожидал, что в доме имеются подобные удобства. Впрочем, ему было известно, что некоторые из этих островных ферм представляют собой последний оплот древнейшей цивилизации, а люди здесь умеют использовать для собственного удобства и пропитания неистощимую энергию солнца, ветра и приливов. И при этом они бережно сохраняют тот образ жизни, что был установлен в незапамятные времена их далекими предками, впервые начавшими возделывать эти поля и пасти на этих пастбищах скот, считая такое занятие единственно правильным и надежным. Не показное благополучие большого города, а настоящее, глубинное богатство земли чувствовалось и в том исходившем паром кувшине с водой, который Макали подала ему, и в ней самой.

– Тебе не нужно, чтобы вода кипела? – спросила она, и он ответил:

– Нет, вполне достаточно, чтобы она была просто горячей.

Макали двигалась проворно и уверенно, с явным облегчением почувствовав себя хоть в чем-то полезной. Когда взору открылась огромная колото-рубленая рана в животе Фарре, Хамид быстро глянул на молодую женщину, проверяя, не слишком ли болезненно она реагирует на столь ужасное зрелище. Губу она, правда, закусила, но взгляд остался спокойным.