Выше звезд и другие истории

По мере своего взросления Луис покорно начинал повиноваться взрослым законам. Он все еще предпочитал общество Син компании парней, и они все так же постоянно держались вместе, но никогда не оставались вдвоем при закрытых дверях. А значит, когда Эд был дома, ему приходилось слушать, как они делают домашнее задание или болтают. И говорят, и говорят, черт – сколько можно болтать? Это пока девчонке не стукнуло двенадцать. Потом по закону ее происхождения ей можно было встречаться с мальчиками только в общественных местах и при посторонних. Эд счел, что это замечательная идея, – он-то надеялся, что Луис станет поглядывать на других девочек, может, появится в нем что-то мальчишеское. Луис и Син действительно сошлись с кружком ребят из второй чети, но как-то так получалось, что они все время болтали вдвоем, в сторонке.

– К шестнадцати годам, – говорил Эд, – я переспал с тремя девчонками. И парой ребят.

Сказалось не то, что хотелось. Он-то хотел довериться Луису, подбодрить, а вышло, что он не то хвастается, не то укоряет.

– Я пока не хочу заниматься сексом, – ответил паренек обиженно. Эд его не винил.

– Это не такое большое дело, – заметил он.

– Для тебя, – возразил Луис. – А для меня, наверное, нет.

– Нет, я другое… – Но Эду никак не удавалось выразить мысль. – Это не просто приятно, – неуклюже выдавил он.

Пауза.

– Лучше, чем дрочить, – закончил Эд.

Луис кивнул, явно в полном согласии.

Пауза.

– Я просто хочу понять, как, ну, ты понимаешь, как найти себя, вот и все, – проговорил мальчик – не так бойко, как обычно.

– Тогда молодец, – отозвался Эд, и оба, ко взаимному облегчению, сменили тему.

Ну и что, если у мальчика замедленное развитие, думал Эд, но, по крайней мере, он вырос в жилпространстве, где есть пример здорового, открытого, жизнерадостного секса.

О природе природы

Интересно было узнать, что Эд спал с мужчинами; видимо, в юности, потому что на памяти Луиса он никогда мужчин домой не приводил. А вот женщин приводил. Похоже, думал Луис, что всех женщин своего поколения, а теперь переключился на Пятое, из тех, что постарше. Звуки его оргазма Луис уже выучил наизусть – резкое, торопливое «ха! Ха! ХА!» – и наслушался всевозможных воплей, стонов, визгов, хрипов, хряпов и писков, какие издает в экстазе женщина. Громче всех ревела 4-Йеп Сози, физиотерапевт из третьей чети, – она заглядывала к Эду, сколько Луис себя помнил, и всегда, даже теперь, приносила его сыну печенье. Сози начинала с «аа! Аа!», как все, но ее «аа» становились все громче и громче, все дольше и дольше, переходя в беспрерывный, безумный вой, такой громкий, что бабке 2-Вон, жившей дальше по коридору, однажды померещилось, что это аварийная сирена, и она подняла весь блок Вон с постели. Эда это не смутило. Его ничего не смущало. «Это же совершенно естественно», – говорил он.

То была его любимая фраза. Все, что относилось к телу, было «совершенно естественно». Все, что относилось к рассудку, – нет.

Но тогда что значит «естество»?

Сколько мог понять Луис – а он много думал об этом, особенно в последний школьный год, – Эд был прав. В этом мире – на этом корабле, поправил он себя, потому что решил приобрести определенные привычки, так что – на этом корабле «природой» было человеческое тело. Ну и до определенной степени растения, почва, вода в гидропонных системах и еще бактериальная масса. До определенной степени, потому что их состояние тщательно контролировалось инженерами, даже более тщательно, чем здоровье людских тел.

А «природой» на изначальной планете было то, что человек не может контролировать. «Природой» было то, что контролю неподвластно, что контролю доступно, но руки пока не дошли, и то, что из-под контроля вышло. Потому те немногие места на Дицю, где жило мало людей, назывались «природными заказниками», «заповедниками» или просто «глухоманью». В таких местах жили звери, которых называли «дикими». Так что все животные функции организма этим самым оказывались природными, естественными – пить, есть, мочиться, испражняться, спать, трахаться, отзываться на условные рефлексы и реветь сиреной при раздражении клитора языком.

А вот контроль над этими функциями никто не называл противоестественным – разве что Эд. Это называлось «культурой». С момента рождения естество тела начинало подчиняться контролю. А по-настоящему управление вступало в силу, дошло до Луиса, к семи годам, когда дети надевают одежду и становятся гражданами из дикого стада малышни, маленьких голых дикарей.

Что за чудесные слова!.. «Дикий»… «стадо»… «культура»… «граждане»…