Но на этот раз я легко отделался. У доброго полковника заканчивался трубочный табак, и уже через пятнадцать минут мы с Хай Тьетом возвращались в Баочай, но только после того, как я торжественно пообещал Шиню две коробки его любимого табака — и вернуть ему Тьета в течение трех дней.
Один взгляд на Тьета подсказал мне, что со своим прибытием в Бьенхоа я не очень спешил. Впервые с тех пор, как он перешел к нам, он не улыбался. Когда мы пересекали реку Донгнай по старому металлическому мосту, возмущенный Хай Тьет рассказал мне, что его фотографировали как преступника, бросили в камеру и кормили рисовой кашей. Находясь в одиночной камере, он, тем не менее, подслушивал разговоры шепотом своих соседей, которых он считал военнопленными. Их слова убедили его в том, что люди полковника Шиня будут жестоко обращаться с ним. Когда он сжал мое плечо и поблагодарил за своевременное спасение, к Тьету вернулась улыбка. Я сделал мысленную пометку рассказать полковнику Бартлетту о том, с чем мы столкнулись. Люди полковника Шиня приносили больше вреда, чем пользы, поскольку они усиливали те образы жизни при режиме президента Тхьеу, которые все коммунистические солдаты и сотрудники слышали от своих политических офицеров.
К этому времени мы на скорости проезжали самую опасную часть нашей обратной дороги — коридор Фухоа. Будучи фактически участком дороги через джунгли, где не было правительственных постов, коридор являлся еще одним традиционным маршрутом вторжения Вьетконга в Сайгон, который использовался в 1968 году. Я нервно вдавил педаль газа. Приближались сумерки, я вел джип по одной из самых опасных вьетнамских дорог, а для охраны у меня был один бывший командир роты вьетконговцев, вооруженный моей же винтовкой М-16.
Когда мы прибыли в Баочай, уже стемнело. Последние три мили нашего путешествия стали нервными для нас обоих. Мы промчались через печально известную деревню Муйлон в уезде Кути, пересекли большое болото, отделявшее Баочай от шоссе № 1, и подъехали к блокпосту с колючей проволокой, который полиция каждую ночь устанавливала на границе города. За все время своей командировки я не садился за руль автомобиля после наступления темноты более двух-трех раз — это означало, что какой-нибудь местный партизан получает шанс стать героем. Всякий раз, когда я это делал, я прибывал на место назначения с потными ладонями и ощущением, что только что сотворил какую-то глупость. Эта ночь не стала исключением, и я упрекал себя за то, что не остался на ночь в Бьенхоа.
Узнав о том, что Хай Тьету удалось сбежать от следователей Шиня, полковник Бартлетт рассердился, но затем с улыбкой заметил, что право владения — это все-таки только девять десятых закона, и поручил мне задержать Хай Тьета в Хаунгиа как можно дольше. Чтобы сохранить на будущее сотрудничество с обидчивым полковником Шинем, полковник попросил полковника Тханя узаконить это соглашение по надлежащим каналам, подчеркнув важность следующих нескольких дней. Тьет должен был быстро предоставить нам информацию, которая приведет к успешной военной операции. Это обеспечит полковника Тханя боеприпасами, необходимыми для того, чтобы убедить его начальство, что сбежавший Хай Тьет слишком ценен, чтобы сидеть в камере в Бьенхоа.
Нам не составило труда убедить «
Пленного звали Ки. Этот девятнадцатилетний вьетконговский солдат был захвачен во время перестрелки в тот же день, когда Тьет перебежал к нам. Капитан вспомнил, что шесть месяцев назад Ки стоял в охранении во время закладки тайника с боеприпасами. Поскольку сам Тьет ту группу не сопровождал, он лично не мог привести нас к месту тайника, но Ань Хай настаивал на том, что Ки был смышленым молодым человеком, который запомнил все указатели на место тайника и мог легко привести нас к нему. Но согласится ли он помочь человеку, который его предал? Самоуверенный ответ Тьета на мой вопрос снова выдал его эго и высочайшую уверенность в себе.
— Не волнуйся, дайви, он будет делать то, что я ему скажу. В конце концов, я его командир.
Я очень сомневался, что Тьет сможет убедить молодого Ки в чем-либо после того, как продал свое подразделение и стал причиной его пленения, но Ань Хай настаивал, что если он сможет поговорить с Ки наедине, мы отправимся на поиски тайника тем же утром.