Выслушай меня

Ясмин кивнула – ее мои слова, похоже, слегка позабавили. Она несколько раз приподнялась на цыпочки, напрягая икроножные мышцы. Я осторожно поинтересовался, не говорила ли она с Джем, добавив:

– Кажется, она все время держалась рядом с, э-э, Мэри. Очень способная девушка.

Нет, с Джем Ясмин не говорила.

Похоже, она вовсе не собиралась вести со мной долгую беседу, как это было в прошлый раз, когда мы с ней случайно встретились на улице. Она пообещала, что даст мне знать, если ей потребуется какая-то дополнительная информация для статьи. Нет, она не знает, когда материал появится в газете – скорее всего, в воскресенье. Затем Ясмин отправилась дальше, помахав мне на прощание рукой и передав привет Тессе.

Почти всю ночь я не спал. Работа снова вытеснила из моего сознания все остальные мои мысли и переживания. Я несколько раз вставал, чтобы проверить сайт «Дейли Мейл», но к четырем часам утра, когда я, наконец, заснул под пение птиц, там ничего не появилось.

Я слышал, как часов в семь утра почтальон оставил у двери газеты, после чего взревел автомобильный двигатель, и машина отъехала от дома. Еще несколько секунд после этого я лежал без движения, пока Тесса не спросила:

– Хочешь, чтобы я сходила?

Я кивнул. От недосыпа глаза у меня слезились, голова казалась пустой и в то же время тяжелой. Где-то в глубине моего живота гнездился страх. И все же при виде жены я почувствовал возбуждение. Оно было вызвано не ее наготой – поверх футболки, в которой Тесса стала спать в последнее время, она накинула еще и халат. Дело было в другом – я просто представил себе ее тело. Все мои чувства в этот момент, наверное, необычайно обострились. Я ощутил отчаянное, непреодолимое физическое влечение к супруге – и в то же время невыносимо тягостное чувство, что я теряю ее. Я поразился тому, что, хотя Тесса была для меня всем, я словно забыл о ее существовании.

Жена принесла газеты и пачку бумаг и положила увесистый сверток в изножье кровати, отдельно вручив мне «Дейли Мейл». Я сразу же нашел колонку Мауры Пибоди и впился в нее глазами. Закончив чтение, я опустил голову на подушку.

– Ну? Что там? – спросила Тесса.

– Все не так страшно. Нет, в самом деле. Только в последнем абзаце говорится о том, что практикантов в бизнесе часто эксплуатируют. И еще ссылка на некую «молодую девушку», ее «знакомую». Нет ничего, что указывало бы на фирму «Хэуик Николсон».

Мне до сих пор плохо, когда я вспоминаю следующую фразу, которую произнес.

– Кажется, это сошло нам с рук.

Она

В те дни я постоянно находилась в состоянии подавленного ужаса. Мне казалось, что над моей головой занесен топор.

Всего одно неосторожно сказанное слово, одна случайная встреча могли привести к моему разоблачению.

Маркус считал, что появление Джепсома на мероприятии для прессы стало для него настоящим профессиональным бедствием. При этом он понятия не имел, насколько близким оно сделало еще и крах его личной жизни. Маркус сказал, что Джепсом там, в отеле, упоминал обо мне. По словам мужа, у него сложилось впечатление, что Джепсом «хотел сказать что-то еще», то есть продолжить эту тему. Ему помешало только вмешательство Басти, который вывел его из комнаты. То есть в любой момент могло последовать продолжение. В любой день, в любой час, в любую минуту Джепсом мог вернуться. Я уже внутренне приготовилась к этому и ждала, когда лезвие топора опустится.

Порой бывает трудно отличить чувство вины от страха перед разоблачением. Таков уж двуликий Янус греха прелюбодеяния. Меня мучило и то и другое. Я страдала от невозможности говорить естественно, ничего не боясь. Мне хотелось то обнять мужа и ребенка, то спрятать лицо из страха, что по нему они все поймут. Я так любила их обоих! Мысль о том, что я могу потерять кого-то из них, была для меня невыносима. В те выходные, когда события начали развиваться, я стала отчетливо понимать всю пугающую реальность ситуации.

Когда Маркус в пятницу вошел в дом, лоб его был изборожден морщинами, нижняя челюсть чуть выдвинута вперед. Джош вцепился в полу его пиджака, стараясь привлечь внимание отца, но Маркус стащил пиджак с плеч и отшвырнул его в сторону.

– Черт возьми, Джош, только не сейчас, – сказал он.

– Значит, ты взял в собой пятнадцатилетнюю девушку в пресс-тур с ночевкой? – спросила я чуть позже.

– И что из этого? Это такое уж страшное преступление?

Я не осмелилась продолжать расспросы. Выражение лица Маркуса, когда он взглянул на меня, было мрачным. Я невольно подумала о том, как бы он посмотрел на меня, если бы узнал. Он был напуган, испытывал гнев по отношению к насолившей ему журналистке и к самому себе, но при этом у меня возникло ощущение, что его негативные эмоции направлены на меня.

Весь район еще спал, когда ранним утром в субботу я отперла входную дверь и, придерживая у горла воротник халата, наклонилась и подняла пачку писем и газет. И вдруг я увидела пластиковый сверток, прислоненный к стене дома.