Где-то был уголок, где можно было существовать, и многие ломились туда – хотели существовать: животные, цифры и люди, все они хотели существовать, и
Как это всё передать? Маленькое начало, и сигнальные психи стучатся ересью в головы людей, но редко когда открывают. Психи против синиц – кто победит? Пора было выяснить.
*******
Они все собрались, сидели тут в огромном предвкушении реки, и река лилась где-то впереди, подступая к ним, способная затопить реальность, и они ждали её, готовились, видели её смутные ориентиры. Это была река, речь, и каждый говорил что хотел, но хаоса никакого не было, а была река. Вода, имеющая ориентир, бьющая в одну точку, и это как вера
Каждый из них должен был что-нибудь сказать, всей своей жизнью, и каждый из них говорил. Девушка говорила: люди как модели людей, и постепенно забывается, как выглядел сам оригинал (как выглядел оригинал человека). Они будут искать его в книгах.
Педант молчал, показывал на себе: воля. Воля как нутряное затягивание. Когда она исчезает, человек тоже распадается, а дальше ему начинают помогать
Тозэ бормотал что-то под нос – тренировал нави́нов, образы, которые должны были защищать; распахивал полотно языка, и нежное розовое разнообразие: один нашьет победителей, другой – мудрецов, третий – искателей, четвёртым будет Тозэ – мастер по сакрализации рутин. Человек мог оказаться фиктивным, и только язык давал увидеть что-то в истинном виде. Только язык. Слово затвердевает, идея, изменяющая мозг, – метафорик. Метафорик умеет: готовить настойку из звёзд, которую можно пить глазами, взвешивать поклоны и шаги – насколько тяжелы, угадывать в человеке точку, из которой раскручивается вселенная.
Кишечница говорила: люди не отличают себя от среды, это не человечество – это кусок. Все эти люди похожи на других когда-либо живших людей, но видны углы увечия, полученного от сотрясения шумом. Покрытое символьной краской будет предельно чётким
Прилавочник говорил: жизнь есть только на пределе, только это и можно называть жизнью. Именно на пределе человек становится самим собой, и всё, что ему теперь нужно, – уехать в почтовые города и не давать себе свободного времени.
Гюн говорил: есть фонарь. Надо показать, что он существует, и можно надеяться не только на обогащённый уголь, но и на обогащённый гегель.
Дариус говорил притчами, играл с притчами, готовясь прояснить свою речь. Человек не живёт, ему нужны какие-то ключи, перемещения, а сама жизненность как будто пропала, и он всеми силами пытается её возродить, но ресурс ограничен; жизненность, а там же и свет,