Высокие отношения

Тамошняя иерархия отличалась лютой запущенностью и необходимостью учитывания кучи разнообразнейших факторов! Даже звезды влияли на то, кто в данный момент главнее. С другой стороны, Лукасу и тогда это было не особо важно, а уж теперь — тем более. Марселин посоветовала бежать сюда. И значит, Йорж мог помочь. Мысли о возможной засаде, конечно, просто так Лукаса не оставляли, но всерьез их обдумывать он не рисковал, боясь провалиться в бездонную яму уныния и скорби.

Изморозь крадучись проник в лагерь. Первые шаги сделал с оглядкой, но плюнул, и зашагал быстрее, не шарахаясь от каждой тени. Смотреть на него было некому. А кто посмотрел бы — невольно проникся сочувствием.

То еще пугало, хоть на огород ставь! Рожа и руки в засохшей крови — толком отмыться не вышло — у фонтана на площади толпились «ночные», съехавшиеся на свою обычную утреннюю беседу. Одет в вещи с чужого плеча, еще и сыроватые — ленивая хозяйка вывесила свежепостиранное еще до дождей, но так и не удосужилась забрать.

Дорога лежала мимо небольшого зверинца. Лукас замедлил шаг. Сколько раз тут, а все не насмотрелся. Надо было в егеря идти…

Беспокойно ходил по клетке тигуар, хлестал себя по бокам пушистым хвостом, щерился, чувствуя запах убоины. Косил раскосыми желтыми глазами на соседнюю клетку, где беззаботно дрыхла пузом к потолку мохнатая живая гора — пещерный медведь.

Свалявшаяся серо-бурая шерсть свисала с могучих боков. Лукас медведей опасался — знал, что вот эта вот бесформенная куча шерсти и жира, способна догнать лошадь. И сожрать вместе со всадником, седлом и стременами. И разве что поперхнуться звездочкой от шпоры.

Рядом с хищниками, в большом вольере, спали козероги, с толстыми и длинными рогами, напоминающими луки. Подле — парочка изящных косуль и невысокая, но крепкая антилопа с немаленькими клыками — Лукас все никак не мог запомнить ее название. То ли каторга, то ли кабарда.

Чуть в стороне, сооруженный из все тех же сетей, но в несколько рядов — здоровенный вольер, набитый курами. Их, как пояснял Йорж, в цирке разводят на корм зверям и на закуску самим циркачам.

В воздухе стоял острый запах помета и навоза…

Пройдя зверинец, Лукас уткнулся в лабиринт палаток, шатров и кибиток. Точной дороги он не помнил, да и не существовало ее — кочевой народ то и дело переставлял свои домики — сбивая с толку любого, даже самого памятливого следопыта.

Впрочем, плутать довелось недолго. Не прошло и квадранса [около пятнадцати минут], как Изморозь оказался у знакомой повозки. На покрышке с большим тщанием неизвестный мастер изобразил батальное полотно — стоящие на задних лапах барсук и еж фехтовали длинными винными бутылками.

— Приметный рисунок! — сам себе сказал Лукас и потянул носом. Одна из немногих привилегий «главных» в этом беспорядке — возможность жить как можно дальше от пахучести и шумности клеток.

Хотя, от некоторого шума избавиться все же не довелось…

Изморозь подошел вплотную к кибитке, прислушался. За живописно разукрашенным толстым полотном что-то происходило.

Нет, никто не бряцал оружием, не пердел сложной капустно-гороховой смесью, не вонял тем жутким запахом, присущим любому стражнику — пот, чеснок, лук, нечищенные зубы и гнилые мозги!

Там занимались любовью.

— Эй, кто там застыл, безмолвной статуей у входа? Коль дело есть, так забирайся к нам! Ну а коль нету, и просто так пришли, тогда идите нахер, вы, разлюбезный наш!

В дополнение к плохорифмованным строчкам прозвучал сдавленный смех. Будто рот смеющегося чем-то занят.

Решившись, Лукас откинул полог. И застыл. Прямо перед лицом раскачивалась совершенно голая женская задница. Очень приятная, надо признать!

Изморозь ухватился правой рукой за стойку, к которой крепился тент, ногой оттолкнулся от крюка, на котором болталось дощатое ведерко с давно уже застывшей колесной смазкой, вдернул себя наверх. Из нового положения стало куда виднее.

Владелица чудесной жопки стояла на коленях. Голова ее располагалась в области паха Йоржа, и двигалась в нехитром ритме вверх-вниз.

Йорж, невысокий, но очень жилистый северянин, одной рукой чесал свой выгоревший на солнце соломенный затылок. Второй, запустив пальцы в густые волнистые, когда-то давно крашеные в синий (так и мелькнула в памяти Русалка Ди, улыбнулась лукаво и многообещающе), управлял происходящим, корректируя ритм.

— Приветствую тебя, мудрейший из умнейший! Повелитель свитка и пера!

— Йорж, если ты снова пьян, то я зайду чуть позже, — произнес Лукас, как зачарованный глядя на то опускающийся, то поднимающийся затылок девушки.

— Вечно молодой, вечно пьяный! — фыркнул циркач, перейдя, наконец-то, на человеческую речь, без попыток рифмовать нерифмуемое. — Будешь? — он погладил девушку по гладкому плечику. Та призывно изогнулась, полностью раскрывшись перед чужим взглядом.

Лукас с сожалением покачал головой:

— Прости, вынужден отказаться.

— Ну как хочешь. Мэйви не против подарить моим друзья немного тепла. Не так ли, Мэйви?

Девушка остановилась, повернулась к Лукасу, грациозно изогнувшись, улыбнулась ртом, с которого свисали струйки слюны.