Высокие отношения

Не успевали еще первые сходни упасть на камни причала, как на неф уже бросалась стая торговцев. Выкупить, перекупить, взять оптом, договориться под реализацию! Кто не успел, тот опоздал — вон из купцов, иди утопись, дурилка! А кто успел, тот, не успев выдохнуть и толком обрадоваться хорошей цене, пошлет товар дальше.

И поползет он в телегах да во вьюках по континенту. Торговые пути паутиной охватывают мир. Торговля и прибыль — вот привод всех и всего! Чтобы там ни плели напыщенные рыцаришки или безмозглые монахи, кивающие лохматыми головами.

Уж в Сивере-то давным-давно поняли и приняли смысл жизни!

* * *

Стук был негромок, но весьма настойчив. Хото его сперва даже не расслышал, пребываючи в блаженном полусне-полудреме. Потом решил, что это все сон. Очень реальный. Даже слишком!

Но стучащий был настойчив. Полоумным дятлом долбил и долбил — звук барабанным гулом отзывался в голове, заставляя пульсировать в такт сердцу боль в затылке.

Высота кое-как разлепил глаза. За окном была все та же привычная сиверская осенняя серость. Нет, даже не серость, а бесцветность! Серое стены, серый мир… Только тучи не грозили дождем и молниями, а лишь устилали серыми бесформенными тушами небо. В комнате тоже ничего не изменилось. Разве что тараканы не маршировали наглым строем. Сбежали! Жрать в доме нечего, а тем кальвадосом, что Хото хлебал, насекомых можно было морить — Высота пробовал. Дохли от малейшей капельки. А стенолазу ничего! Впрочем, на то он и стенолаз, а не многоногая тварюшка в жестком панцире и при длинных усах.

Снова прогрохотал стук…

— Что надо? — каркнул Хото, кривясь от ощущения лютой пакостности вкуса во рту. Все же, неделю пить — это перебор, наверное. С другой стороны, а выбор у него есть? Или пить, или вешаться. А такой радости Высота, из врожденной подлости, доставлять своим многочисленным знакомым не собирался. Он себя терпит, и они пусть мучаются. Сволочи!

— Мастер Хото, — послышался радостный смутно знакомый голос, — это я!

— Кто «я»? — переспросил Высота. — Тут всего один я. И это я, а не ты!

— Это Андрэ, мастер Хото! — после недолгой паузы сообразил с нужным ответом паренек.

— Что надо, — повторил вопрос стенолаз, по-прежнему, не отрывающий голову от смятой подушки, — Андрэ?

— Так ведь островитяне приплыли! Торг начинается!

— И что с того? — удивился Хото. — Я же не торгаш и не господин Фуррет. Мне на торг и всякие Острова срать жидко с высокой вышки!

— Так ты же на прошлой неделе сказал сообщить, как только в бухту войдут! — в голове подсобника сквозило удивление пополам с обидой — как так, сам просил, а теперь вот так вот, по-сиверски, мордою в грязь⁈

— Андрэ… — Хото долго собирался с мыслями. Все никак не мог решить, как же так ответить, чтобы паренек от него отъебался, но при этом, и не обиделся. Ну или хотя бы, чтобы обида стала недолгой, и не до ножа по веревке или ведра на голову, — Андрэ, я тебе очень, просто пиздецки как безгранично, благодарен, но будь человеком, и иди в жопу со всеми купеческими делами. Я очень устал.

— Так неделю пьете, — вроде негромко, но так, чтобы Хото услышал, буркнул подсобник, — тут и устать немудрено.

— Бывай, Андрэ! И еще раз спасибо!

Но Высоте никто не ответил. Лишь рассохшиеся половицы обиженно проскрипели. Ушел. Ну и слава Панктократору и прочему воинству. Можно дальше спать. И видеть сны, в которых все хорошо.

* * *

Господин Фуррет и господин Дюссак стояли на вышке «Якоря». Ежились от ветра. Странное дело — у земли нет ни малейшего воздушного движения, а здесь дует так, словно хочет обрушить конструкцию, сломать к бесам. Вышка обшита досками на высоту в два с половиной локтя, и обшита хорошо. Но коварный ветер находил щелочки и продувал от сапог до макушки.

— Видишь, друг мой, и ничего страшного. Зашли, разгружаются… Никто никого не режет сверх необходимой для уважения меры.

Дюссак, по-прежнему глядя в сторону бухты, заставленной круглобокими кораблями Островов, выдохнул сквозь зубы.

— Мастер Фуррет! Давайте не будем спешить с выводами.

— Давай, — неожиданно легко согласился Фуррет, — прошло всего несколько часов. Опять же, о наших приготовлениях не могли не узнать люди Островов.

Дюссак кивнул, обернулся. Глаза на бледном от усталости лице казались двумя черными ямами. Фуррета внутренне передернуло — так его верный помощник был похож на ходячий труп.

— Могли все и отменить, — продолжил Фуррет, — могли и ничего не планировать, а лишь запустить слух. Или ты их спугнул своей паникой.

— Много чего могли, — в свою очередь, не стал начинать спор Дюссак, — но я бы все равно бдительности не терял.

— Никто ее терять не собирается, — Фуррет похлопал заместителя по плечу, — не волнуйся, друг мой! И вообще, прими совет… Молчать! Нет, это еще не совет. Это приказ!

Фуррет обнял товарища, прижал к себе:

— Мастер! Если ты сейчас не забудешь о работе хотя бы на день, ты сойдешь с ума. И тебя отвезут на берег. В зеркало давно смотрел?

— Времени нет…