Высокий огонь

Рудольф Левин, бывалый в таких делах, уверенной рукой взвёл затвор и стал выбирать себе возможную мишень. Он заметил, что ещё и ноги узников были спутаны веревками, дабы у них не появилось шанса проворно двигаться.

Как только все сотрудники экипировались и встали в шеренгу, директор Вюст сказал что-то на ухо Гиммлеру и обратился к своим подчинённым.

– Друзья! Не побоюсь этого слова, братья по оружию! Сегодня мы не просто развлекаемся, не просто уничтожаем недочеловеков, это, как известно – не совсем наша работа. Нет, друзья, сегодня мы должны уничтожить эти особи в качестве приношения жертвы Великой Германии! Пусть их жизненная энергия послужит процветанию Рейха!

Директор окончил речь, сотрудники невпопад закричали «хайль Гитлер!», и увидели на столе откуда-то взявшийся ворох непонятных вещей.

– Надевайте, – сказал директор, – Это важная часть ритуала.

Сотрудники разобрали вещи и начали их примерять. Это оказались искусно сделанные явно большими знатоками дела маски орлов, вроде тех, что носили ацтекские войны или жрецы.

– Вот теперь все готово, – сказал Гиммлер, стоя у переборки. – Господин директор, оставляю вас ответственным за проведение ритуала, мне пора. До встречи господа.

Господа снова невпопад крикнули «хайль Гитлер». Гиммлер вышел вместе с охраной и запер дверь. Директор Вюст надел маску, вскинул свой МП, прицелился в узников и сказал: «Не беспокойтесь, друзья, материала нам привезли много, хватит на всех. Этих кончим, других впустят». После этих слов он сразу же нажал на спусковой крючок…

Нажал, но выстрела не последовало. И вообще, не последовало ничего. Все замерло, поблекло и исчезло. После ничтожно малой паузы абсолютного небытия мир начал возникать вновь, обнажив, как бы невзначай, на мгновение свою истинную сущность. Свет возник посреди тьмы или тьма окружила свет, что было первым, что – вторым, осталось неясным.

Все возникало и менялось столь стремительно, что Артуру было непонятно: видит он все это или уже вспоминает. Его протащило сквозь время и пространство, словно вагон скоростного поезда через туннель.

Он видел древние страны: Египет, Карфаген, Грецию, Персию и Рим. Он побывал в средневековой Японии, в Золотой орде, в Турции, чуть не во всех землях Европы разных времён. Занесло его и в древние царства северной и южной Америк, и ещё черт знает куда. Время работало совсем неравномерно, и Артуру казалось, что одним мгновеньем пролетели не то часы, то не недели, то не целые годы.

Но вот, слава богу, всё кончилось. Артур проснулся в кровати, на своей двухэтажной правительственной даче. Почему-то его душа была не на месте, что-то терзало его изнутри, как бывает, когда после бурной ночной пьянки наутро вспоминаются фрагменты срамных подробностей кутежа. Только Артур пока ничего толком припомнить не мог. Чем-то он был недоволен, что-то забыл сделать или… Да, вчерашнее совещание у товарища Сталина осадочек, конечно, оставило, и не только у него, но и у остальных министров…

Артур Соломонович стоял на балконе, глядел чужими глазами на утренний осенний пролесок, скромно притаившийся промеж огромных загородных дач, курил, и не мог понять – что же с ним не так.

Серое ноябрьское небо не давало никаких обещаний, никаких надежд. Но вдруг каким-то чудом сквозь непобедимую пелену туч пробился-таки луч солнца. Амон передал привет путешественнику по хитросплетениям миров.

Артур выронил папиросу, и глаза его округлились. Он вспомнил, что он совсем не Артур сейчас, а должен ведь быть Артуром! Он вспомнил про друзей, с которыми они начали жечь в камине деньги. Где же они?! Почему-то он был уверен, что именно на нем зацикливается их магический опыт, и именно от него зависит – когда этот опыт кончится. Артур чувствовал себя во всём этом трипе неким модератором. Боже, а сколько же времени они уже вот так… блуждают по чертовой родовой памяти…

Он вдруг понял что делать. Вернувшись в спальню, Артур накрылся одеялом и натурально начал прилагать усилия, чтобы заснуть. Заснуть и вновь найти тех остальных троих, с которыми он отправился в путешествие…

Как ни странно, уснул он довольно быстро и сразу же нашёл Виктора Ибрагимыча.

В сырости, в холоде и темноте, на нижних нарах под ватником лежало изможденное тело. И такими телами, спящими в ночи, был заполнен весь средних размеров лагерный барак.  Отапливалось помещение сие кое-как – печурка, стоявшая посредине его, едва помогала спастись обитателям от суровых дальневосточных холодов; ветры, к тому же, преимущественно северные, продували эту несчастную обитель страданий нещадно.

Артуру стало ясно, что сам он невидим, неосязаем, и вообще его в принципе нет, а есть только некая сама в себе способность видеть, слышать и перемещать своё восприятие, словно бы он был призраком.