Акустик даёт пеленг. Мичман-расчётчик вносит данные в «Торий». Это новейший вычислитель. Прибор гудит и щёлкает, старательно переваривая цифры и цифры. Лодка в это время меняет курс, чтобы дать новые пеленги на цели — их тоже внесут в «Торий». Координаты цели, координаты лодки и так далее. Подводная война — это прежде всего тригонометрия.
Цель неподвижна — поэтому штурман быстрее справляется с помощью логарифмической линейки.
— Готово, командир.
Меркулов глазами показывает: молодец.
Полная тишина. Лодка набирает скорость и выходит на позицию для стрельбы. Расчётная глубина сто метров.
Вдруг динамик оживает. Оттуда докладывают — голосом старшины Григорьева:
— Товарищ командир, греется подшипник электродвигателя главного циркуляционного насоса!
Блин, думает Меркулов. Вот и конец. Мы же подо льдом. Нам на одной турбине переться черт знает сколько. А ещё этот Ктулху, Птурху… хер его знает, кто.
4 часа до
— Разрешите, товарищ капитан?
Григорьев проходит в кают-компанию, садится на корточки и достаёт из-под дивана нечто, завёрнутое в промасленную тряпку. Осторожно разворачивает, словно там чешская хрустальная ваза.
На некоторое время у кап-три Осташко пропадает дар речи. Потому что это гораздо лучше любого, даже венецианского стекла. Всё золото мира не взял бы сейчас старпом вместо этого простого куска железа.
— Вот, товарищ капитан, он самый.
На ладонях у Григорьева лежит подшипник, который заменили на заводе. Запасливый старшина прибрал старую деталь и спрятал на всякий пожарный. Интересно, думает старпом, если я загляну под диван, сколько полезного там найду?
— Молодец, Григорьев,— говорит Осташко с чувством.
— Служу Советскому Союзу! — отчеканивает старшина. Затем — тоном ниже: — Разве что, товарищ капитан, одна закавыка…
— Что ещё? — выпрямляется старпом.
— Мы на этом подшипнике все ходовые отмотали.
— И?
Старшина думает немного и говорит:
— А если он вылетит нахрен?
Короткая пауза.
— Тогда нахрен и будем решать,— говорит Осташко.— Всё, работай.
1 час 13 минут до
— Товарищ командир,— слышится из динамика спокойный голос главного механика.— Работы закончены. Разрешите опробовать?
— Пробуй, Подымыч,— говорит командир. Не зря его экипаж дневал и ночевал на лодке всё время строительства. Сложнейший ремонт выполнен в открытом море и в подводном положении. Только бы получилось! Только бы. Меркулов скрещивает пальцы.
— Нормально, командир,— докладывает динамик.— Работает как зверь.
Командир объявляет новость по всем отсекам. Слышится тихое «ура». Всё, теперь ищем полынью, решает Меркулов.
22 минуты до
— Операция «Высокий прыжок» — в сорок седьмом году экспедиция адмирала Берда отправилась в Антарктиду. Целая флотилия, четырнадцать кораблей, даже авианосец был. На хера столько? — вот что интересно. С кем они воевать собирались? А ещё интереснее, кто их там встретил — так, что они фактически сбежали, сломя голову. А адмирал попал в сумасшедший дом… А теперь смотри, каперанг,— говорит Васильев и пробивает апельсин отвёрткой насквозь. Брызжет жёлтый сок. Остро пахнет Новым годом.— Всё очень просто,— продолжает адмирал.— Вот южный полюс, об который обломал зубы адмирал Берд, вот северный — рядом с которым пропадают наши и американские лодки. Короче, на этой спице, протыкающей земной шар, как кусок сыра, кто-то устроился, словно у себя дома. Нечто чудовищное.
Образ земного шара, проткнутого отвёрткой, отнюдь не внушает Меркулову оптимизма.
— За последние шесть лет пропало без вести восемь наших лодок, одна норвежская и три американских,— говорит адмирал. Он успел навестить холодильник, поэтому дикция у него смазанная.— Все в районе севернее семидесятой широты. Полярные воды.— Васильев замолкает, потом натужно откашливается. От него несёт перегаром и чем-то застарело кислым.— Недавно мы нашли и подняли со дна C‑18, исчезнувшую пять лет назад. Там… тебе интересно, каперанг?
— Да,— говорит Меркулов.
Васильев, преодолевая алкоголь в крови, рассказывает каперангу, что было там. Его слушает весь центральный пост. Тишина мёртвая.
Лодка сейчас на поверхности — они вернулись в ту же полынью, в которой всплывали днём раньше. Последняя проверка перед боем.
— У них лица живые, — заканчивает рассказ адмирал. Командир К‑3 молчит и думает. С‑18 получила повреждения, когда была на ходу в подводном положении. «Наутилус», по словам американца, заходил в атаку. Потом… что было потом?
Меркулов поворачивается к старпому.
— Ну-ка, Паша, тащи сюда американца.
17 минут до
— Уэл,— говорит американец тихо. Он сильно ослабел за последние часы.
— Хорошо,— переводит Забирка сильным красивым баритоном.
— Что ж, спасибо, лейтенант Рокуэлл. Спасибо. Все по местам! — Меркулов встаёт и поправляет обшлага на рукавах. В бой положено идти при параде.— Посмотрим, выдержит ли их империалистический Ктулху попадание советской ядерной торпеды.
Старпом и штурман дружно усмехаются.
— Нет,— говорит вдруг каплей Забирка.— Ничего не получится.