Высокий счет

— «Ничего», — переводит Мария Павловна. — Вася, ты это по-арабски!

— Малейш, — упрямо повторяет Василий Михайлович. — Где ни бывал — все равно правда-то наша, ничем ее не сломить. Одолеем!

ШИРОТА

Еще уйма дел у строителей и монтажников, но конвейер-то уже пущен!

Отцы Магнитку строили,
а мы автозавод.
Мы время переспорили —
конвейер пущен в ход!

Конвейер идет плавно, небыстро, но ведь каждую минуту и секунду он требует заготовок, деталей, узлов, торопит автозаводцев! Спешит каждый пролет, каждый цех.

В прессовом корпусе кран укладывает на массивный стол перед первым прессом линии высокую стопку стальных листов. Как лист чистой бумаги еще не ведомость и не страница романа, так и у этих листов пока нет ничего общего с автомобилем. Но вот двое рабочих ловко опустили очередной лист на наклонную плоскость подачи, и он укатил в жерло пресса. Удар! И уже выгнутую часть кузова автомобиля с другой стороны пресса выхватывает из-под штампа зубастая «акулья пасть».

Нет, конечно, это механическая рука, но она так хищно целится, так нервно подрагивает, сторожа «добычу» у сомкнувшейся громады пресса, так жадно набрасывается на отштампованное изделие!.. А если удар сделан вхолостую, все равно бросается вперед и, досадуя на промах, лязгает немногими своими зубами.

Деталь, брошенная механической рукой на транспортер, попадает в руки новой пары рабочих. Штамп второго пресса. Удар! И уже пробиты какие-то отверстия, обрезаны кромки. Деталь уползает дальше, ее место занимает новая… Одна за другой идут детали, и работающий слева силач, почти не глядя, бросает и бросает тяжелые стальные листы таким изящным и непринужденным движением, словно они невесомы или отверстие пресса само притягивает их. А обрезки металла силач еле уловимым движением руки смахивает со стола, и они летят в пропасть глубоких подвалов, откуда конвейеры унесут каждый обрезочек в пакетировочный цех, чтобы уже в пакете отправить на переплавку.

Но это слева. Напарник силача, хлюпкий вихрастый парень, замучался. У него все не ладится. Глядя на него, понимаешь, как тяжела эта работа. Он запаздывает на доли секунды, за это время обрезки успевают нагромоздиться, с ними уже труднее справиться. А на одном шпеньке штампа все время зависает узкая полоска, и пока парень тянется за ней, новый лист, вздыбленный кантователем, тяжело переворачиваясь в воздухе, угрожающе ползет на рабочего.

На коротком перекуре вихрастый присаживается на ящик. Участливо спрашиваю:

— Давно работаете?

— Второй день, — отвечает он хрипловато.

Новичок! Он расслабляется, закрывает глаза. Вероятно, и сейчас ему видится вздыбленный фигурно отштампованный лист металла и проклятый обрезок, повисший над головой.

Снова ухают штампы, «акулья пасть» бросает новый лист, и вновь парень отстает, а силач слева укоризненно качает головой.

Новичок берет себя в руки, подтягивается. Он понимает, что производительность целой линии прессов зависит от него. Их пресс сделает удар только тогда, когда будут нажаты восемь кнопок. Восемь: два рабочих перед прессом и два позади должны нажать по две кнопки — одну левой рукой, другую правой. Это дает надежную гарантию, что обе руки каждого в момент удара будут находиться вне пресса, уцелеют. Но, отставая от других, нажимая свои кнопки последним, новичок замедляет рабочий ритм всей бригады. Реже следуют удары, а в конце линии, где детали кузова, пройдя руки контролеров, ложатся в стопы, уже заждался автопогрузчик: пошевеливайтесь, ребята, сборка ненасытна.

…Все быстрее идет сборочный конвейер, все меньше запас деталей, нужно вводить новые линии, создавать резерв. И монтажники новых прессов, новых линий спешат. Я нахожу старых знакомых — наладчиков из удивительного двадцать восьмого цеха, где немногим более семисот рабочих, и все, как бы сказать, люди образованные. Почти у всех имеется аттестат зрелости, у каждого десятого — диплом техника, а у десяти рабочих — законченное высшее образование!

Вижу знакомые лица: пресс монтируют Кожемякин, Домненко…

— Мочаловцы?

— Да. Правда, Валентин Мочалов теперь стал начальником участка, так что бригада стала Луневской…

— Нет, — поправляет Домненко, — Лунев уже несколько дней работает мастером, бригадиром теперь наш конструктор.

— Какой конструктор? — не понял я.

— Ревин, Николай Федорович. Он же инженер-конструктор!

Никаких шуток, все верно. Тридцать два года отроду, нешуточный трудовой стаж — семнадцать лет. После ремесленного училища прошел вторую свою школу на монтаже тепловых электростанций. Там, на монтаже, еще шестнадцатилетнего Кольку, уезжая куда-нибудь, бригадир оставлял за себя. Монтажники постарше сначала роптали, а потом поняли: молод, да смекалист, талант у человека к металлу!