Высокий свет. Стихи

Ты тогда вниманье обратила?

Утром, на работу уходя,

Не поцеловал тебя, родная,

Вся подушка, как после дождя,

Вечером уже была сырая.

Повторяю правду вновь и вновь,

Пусть мои слова услышит небо:

На земле высокая любовь

Никогда не станет выше хлеба.

Никуда не денусь и приду,

Все, что не додумал, наверстаю,

Как и ты,

и я за ерунду

Нежность между нами

не считаю.

Не надо…

Падают первые хлопья

Крупного мягкого снега

Белым узбекским хлопком,

Теплым шарфом печенега.

Ластится ласковый лепет,

Шум ребятни оголтелый:

Снежную бабу лепят –

Белое снежное тело.

Жизнь в нее, снежную, вдуют,

Губы прорежут и очи.

Но быстро ее, молодую,

Зимние ветры источат.

Быстро подкосятся ноги,

Вытают брови слинявшие,

И упадет у дороги,

Даже весны не дождавшись.

Холодности – не надо,

Ветрености – не надо,

Есть у любви награда,

Ты раздари ее, лада.

Милые недотроги,

Будьте не бабами снежными,

Будьте, коль надо, нестрогими

И до скончания – нежными.

Сиртаки

Свет абажура мягко падал,

Почти до полночи не гас,

Сиртаки – музыка Эллады –

Звучала именно для нас.

С прически выбивался локон,

Касался губ моих чуть-чуть,

Луна в зашторенные окна

Пыталась оком заглянуть.

И полусвет, и полутени,

И лунный отблеск на окне

Тревожили воображение

И разжигали страсть во мне.

Мы танцевали под сиртаки,

Душевной страсти не тая.

О том, что было в полумраке,

Мы знали двое – ты да я.

Ягода-малина

Собирал я с девушкой малину

В нашем бузовьязовском лесу.

Солнышко июльское палило

И сгоняло свежую росу.

Губки у девчонки слаще этой

Ягоды-малины…

Я, пострел

До сих пор, до нынешнего лета

К ним и прикоснуться не посмел.

Мы собрали цельное лукошко,

Ягоды сочатся – не стерпеть.

Сладкую попробую немножко,

Хочется всю сразу одолеть.

Ты прости меня за эту строчку:

Несмышлен я был в любви и глуп,

Поцелую в розовую щечку –

Хочется дотронуться до губ.

Ягода-малина, молодая,

Нежная… Но я несмелым был:

До сих пор жалею,

что тогда я

Той девчонке сердца не открыл.

Время

Речка – быстротечка

через плес и броды

Все бежит торопко,

в вечность устремясь,

Утекают годы,

будто эти воды,

Пролетает время,

прошлым становясь.

В прошлом мое время…

Там, за горизонтом,

Молодость и юность

бесшабашных лет,

Там отец, пришедший,

слава Богу, с фронта,

Там и моя мама -

солнышко и свет.

Промелькнула лодка,

воду расплескала,

Окатила берег

бельскою волной.

Что-то мне, ребята,

беспокойно стало,

Что-то сотворилось,

видимо, со мной.

В камыше стрекозы

извелись в печали,

Ласточки щебечут,

надо мной летят.

Так же мимолетно

годы отстучали.

Мне уже полвека,

то есть – пятьдесят.

Наступает вечер,

отыгрались грозы,

Горизонт окрашен

в синь-аквамарин.

Скрылась где-то лодка,

спрятались стрекозы,

Ласточки замолкли,

я грущу один.

Пятьдесят, полвека,

разве это много!

«Мелочь, – я подумал, -

это же пустяк».

И повелевает

дальняя дорога

В новые полвека

делать новый шаг.

* * *

За окнами шел дождь…

По мутным стеклам

Стекали капли дождевой воды,

Достукались, однако, до беды,

Хотя и думали о чем-то теплом.

Какая молния блеснула между нами?!

Поссорились – и в разные углы

Мы расползлись,

друг другу не милы.

Дождь за окном,

А на душе – цунами.

Мелеют реки, оседают горы,

Стучат года подковами копыт…

Со временем нас заедает быт,

Но это ли причина для раздора?

На хмурую погоду невзирая,

Я улыбнусь,

ты улыбнись в ответ.

Улыбка – это благодатный свет,

Шалаш влюбленных,

где тепло без рая.

Песня в походе

Побелели пилотки от соли,

Гимнастерки прилипли к спине…

Эта степь, это гладкое поле

Бесконечными кажутся мне.

Но солдаты идут, не сгибаясь,

Ни на миг не сбиваясь с ноги.

Я в душе и сержусь, и ругаюсь,

Что небрежно надел сапоги,

Тяжело подгибаются ноги,

А привал еще очень далек…

Не встречалось труднее дороги

Из исхоженных мною дорог.

До прохлады речной, до привала

Я не выдержу, видно, в строю.

Только вдруг затянул запевала

Соловьиную песню свою.

Сразу легче и радостней стало,

С запевалой вся рота поет.

И смело как рукою усталость,

Словно не было вовсе ее.

Прощание

Занимается заря,

Золотятся якоря,

Я стою угрюмо на причале,

И все дальше корабли

Уплывают от земли,

Увозя с собой мои печали.

Был я грустен, одинок,

Боль буравила висок,

Собирались облака над морем,

Разве думалось тогда,

Что на долгие года

Породнюсь с неотвратимым горем.

Мы бежали по песку,

Разгоняя грусть-тоску,

Ни в какое горе я не верил.

Но уже в пространстве вод

Крался к пирсу пароход,

На котором ты покинешь берег.

И не думалось тогда,

Что прольются, как вода,

И прервутся мигом наши встречи.

Был всего какой-то миг,

Скор и короток, как крик,

Он тяжелой ношей лег на плечи.

…О дорожные столбы

Расшибают ночью лбы

Мимо пролетающие птицы.

От судьбы и от сумы

Не сумеем скрыться мы,

Мы от них не в силе откреститься.

Никуда не годные стихи

Мы работаем, как черти,

Набиваясь в этажи,

Проецируем и чертим,

Но не новые Кижи,

А рабочие поселки

Для заснеженной тайги,

Где когда-нибудь геологи

Отпечатают шаги.

Жизнь у нас сплошная драка

С вечным натиском стихий,

Но позднее – встанет драга

И напишутся стихи;

Но позднее встанет город

И построится завод.

А тайга призывным горлом

В дали дальние зовет.

Не пойдем, мы не геологи,

Мы копируем Кижи,

Достаем с давнишних полок

Мы чужие чертежи.

* * *