— Я не мог трезво мыслить, когда шел к ней, и когда я увидел, как она смеётся с тобой в гостиной, это вывело меня из себя. Я не остановился. Я не думал. Я не подумал о тебе, — он слабо покачал головой. — Но тебе никогда не следовало узнавать об этом подобным образом, и я всегда буду сожалеть о том, как я справился с ситуацией, Эсмеральда.
Это воспоминание вызвало новую волну слёз на моих глазах, затуманивая зрение. Пока они одна за другой медленно и обжигающе не потекли по моим щекам и не закапали с края моей дрожащей челюсти. И я позволила им упасть. Для маленькой девочки, у которой с огромной силой вырвали ковер из — под ног, увлекая её в бесконечную тёмную дыру.
Той, которая сидела в обнимку со своей матерью на диване, хихикая над старым воспоминанием, когда Карим ворвался в комнату. Для девочки, которая была напугана яростью, омрачившей лицо её старшего брата, когда он впился в неё взглядом — чего она никогда раньше от него не видела. Той, кто почувствовала себя сбитой с толку, когда брат размахивал бумагой в руке, требуя, чтобы их мать рассказала ему, что это было, прежде чем задать вопросы, от которых у девочки застыла кровь в жилах.
Мне было десять. Я была ребенком. Но я не была глупой. Я была достаточно взрослой, чтобы понимать, что он имел в виду, даже если не совсем понимала, о чём он говорит.
— И хуже всего то, что я вымещал это на тебе, как будто это была твоя вина, — прохрипел Карим, вытаскивая меня из моих мыслей обратно в комнату. — Я кричал на тебя, как будто ты имела хоть малейшее представление о том, что произошло, и обращался с тобой так, как будто ты имела какое — то отношение к действиям отца.
Всхлип сорвался с моих сжатых губ, когда он протянул руку и провел тыльной стороной пальцев по моей щеке, вытирая поток слёз.
— Это не так. Ты никогда не была виновата, — то же самое он проделал с другой щекой. — Но я был так ошеломлен своим гневом на отца, и, не имея возможности поговорить с ним об этом, я направил этот гнев на тебя. Я убедил себя, что ненавижу тебя. Что каждое воспоминание, связанное с тобой, было испорчено. Что, любя тебя как младшую сестру, я каким — то образом был частью того, что сделал отец. И это заставило меня возненавидеть себя, потому что я чувствовал, что предал маму, — его лицо сморщилось. — Мама снова и снова говорила мне, что ты невиновна во всём этом, но я её не слушал. Ради собственной совести я думал, что мне нужно прояснить, что ты ничего для меня не значишь.
— Это я и сделал. Всеми возможными способами.
Придвинувшись ко мне, он обхватил ладонью мою мокрую щеку, и только тогда я поняла, что его глаза полны непролитых слёз.
— Я был неправ, и мне никогда не следовало поворачиваться к тебе спиной. Но к тому времени, когда я смирился с этим, было слишком поздно. Я уже уничтожил свет в твоих глазах.
Из глубины моей груди вырвался жалкий всхлип, когда я зажмурила глаза, всё во мне горело, кричало, бушевало от того, как мы дошли до такого, почему нам потребовалось так много времени, чтобы попытаться всё исправить. Потому что осознание того, что я была ошибкой отца, могло сломить меня, но потеря Карима причинила мне гораздо больше боли. Он был моим союзником, моим сообщником во всём.
— Я не мог забрать назад всё, что сказал и сделал, независимо от того, насколько виноватым я себя чувствовал. Я не знал, как это сделать. А когда мама заболела, и я стал королем, я был в замешательстве, и я подумал, что если я всё равно уже всё испортил, то лучше продолжать держать тебя на расстоянии. Потому что ты не заслуживала иметь дело с такой развалиной, каким я был тогда.
Его губы изогнулись в самоуничижительном подобии улыбки, когда одинокая слеза скатилась по его щеке.
— Я не понимал, что сделал только хуже, обращаясь с тобой таким образом, пока не зашел слишком далеко. Но меня убило осознание того, что я, как твой брат, подвёл тебя во всех отношениях. Я не смог защитить тебя. Даже от самого себя.
— Я не нуждалась в твоей защите, — всхлипнула я, хлопнув ладонью по его плечу. — Мне нужно было, чтобы ты поговорил со мной. Мне нужно было, чтобы ты не отталкивал меня. Мне нужно было, чтобы ты не бросал меня. Мне нужен был мой брат, мне нужен был мой лучший друг!
— Я знаю, — прошептал он, и ещё одна слеза скатилась по его щеке. — Я знаю. И я не могу просить у тебя прощения; я могу только извиняться за то, что подводил тебя все предыдущие годы.