Высокий Утес (СИ)

Я был с этим согласен. О побеге забыл.

Кривое Копье и Сломанный Нос с охоты вернулись весьма довольные собой. Охота была удачной. К счастью, я им, видимо, наскучил. Они надо мной больше не издевались. Дика и Саймона угостили мясом, а они поделились со мной. Я боялся, что это будет замечено кем-то из краснокожей парочки кайова. Но внимание на сие проявление сострадания обратили лишь несколько команчей. Реакция их была для меня в высшей степени неожиданной. Они просто взяли да и отломили мне пару кусков. Мне даже перепало немного бизоньего горба, наивкуснейшей части тела этого могучего животного.

Больно стало на сердце. Я стал думать о том, как бы все обернулось, попади я в плен к людям Зимней Вороны, а не Высокого Утеса. Сомнений в том, что он участвовал в том набеге, не было. Я видел, как вождь команчей скакал в первых рядах многочисленной орды краснокожих, напавших на Даллас в разгар городской ярмарки. Они бы сделали меня воином, я бы научился всему, что умели они, жил бы свободной жизнью в единении с самой природой, днями напролет вольно скакал бы по прериям. Да ради такого похищения я бы с радостью стал дикарем. Но вождь кайовов был прав. Меня явно не в то племя попасть угораздило.

Отношение кайовов ко мне ничуть не менялось. Иначе и быть не могло. Мужчин этого племени в лагере почти не было, но осталось много женщин. Меня и двух других пленников они гоняли знатно. Я мог понять их, ведь именно на них лежало непосильное бремя - следить за благоустройством становища, выделывать шкуры, часами корпеть над тем, чтобы мужья их выглядели достойно. Я однажды видел, как одна индеанка в течение трех часов зачесывала волосы своему мужу и смазывала их жиром, от которого они прямо-таки блестели на солнце. В общем, жизнь женщин в индейском обществе далеко не сахар. Но, все же, это нельзя считать достаточным для оправдания той суровости и жесткости, с которой они заставляли нас делать ту или иную работу. Ширококрылую Сову, ту самую скво, что некогда мне приглянулась, в жены взял Ухо Койота. Недавно она родила. К тому моменту их ребенку было уже месяца три. Все ведь знают, что индеанки, недавно пережившие роды, - самые злые бестии из тех, что когда-то либо населяли землю. Понятное дело, Сова не стала исключением. Она-то знала, что в прежние времена я на нее засматривался, и теперь, похоже, решила отомстить мне за наглость. Порой бывало ни с того ни сего, возьмет да и луснет тростью по лицу, чтоб не расслаблялся. Роды и постоянная суета сделали свое дело. Она уже была далеко не так привлекательна, как раньше. Растолстела, руки огрубели от работы со скребком и палаточными шестами, да и вообще она все больше напоминала старуху. А с раскрытием дурного нрава ушло все мнимое обаяние.

Мальчики из племени команчей, как и их отцы, надо мной не измывались. Напротив, относились ко мне с пониманием, и в те моменты, когда рабская сила никому была не нужна, я вместе с ними мастерил луки и порой даже охотился на оленей. Они умели делать луки, но с мастерством стариков команчей в этом деле никто не сравнится. Даже луки кайовов на фоне тех, что делали старые Змеи, казались бутафорскими. Правда, нужно было обладать недюжинной силой, чтобы удачно стрелять таким чудом. Тетива натягивалась очень туго, потому и стрелы летели куда дальше, чем у остальных племен. Вряд ли кто-либо из краснокожих превзошел талант команчей в этой сфере, хотя многие пытались. Помню, в меня как-то раз попал один шайен с расстояния в четыреста ярдов. Должно быть, выкрал лук у кого-то из квахади и научился им пользоваться. Впрочем, я забегаю вперед.

Людям Зимней Вороны я понравился. Мои умения обращаться с луком, целиться, следить за повадками животного и благодаря этому угадывать его намерения, произвели на них впечатление. Один из юношей даже выразил свое сожаление о том, что я не являюсь членом их племени. Но этого было не достаточно для того, чтобы я получил свободу.

Но, как-никак, они желали, чтобы я был одним из них, а потому надежда на освобождение вновь зажглась в моем сердце. Да, я не вернусь в мир белых, это будет все тот же мир дикарей. Но они хотя бы будут считать меня человеком. Было ясно, что кайова попросту желали, чтобы я занял свое место, место раба. Они не переносили людей с белой кожей, и, кажется, учили меня боевому мастерству и называли свободным лишь для того, чтобы моя горечь об утраченном воображаемом уважении была еще более болезненной, чем я мог представить. Если таковыми были их намерения, должен сказать, у них здорово получилось воплотить их в жизнь. Нет более непримиримого врага для американского народа, чем Главные Люди.