Высокий Утес (СИ)

Когда он погружал мое обмякшее после еще пары ударов тело на спину захваченной лошади, я заметил, как вожди распределяли доли добычи. Мне стало ясно, что в набеге участвовало не одно племя. Покончив с дележом добытого добра, они оседлали своих скакунов. Я с раннего детства питал интерес к лошадям, а потому мимо моих глаз не ускользнуло то, что здесь присутствовало несколько пород. Были и мустанги, и аппалуза, и даже редкие в наших краях пинто. После всего пережитого мне с трудом удавалось оставаться в сознании, но, все же, удавалось. Я пытался запомнить обратный путь на случай побега. Да, я был настолько глупым и самоуверенным, что считал побег от индейцев вполне возможным.

Некоторое время дикари ехали вместе. Не помню, где точно они разделились. Одна часть этой внушительной оравы направилась на север. Мы же продолжили свое шествие к югу. Еще одна часть дикого воинства тоже, через время, от нас отделилась и направилась в сторону Эль-Пасо. Маленький Жеребенок то и дело поглядывал за мной. Позже он сказал мне, что бывали случаи, когда бледнолицые пленники-неженки окочуривались после нескольких "легких" ударов, и поэтому он следил за моим состоянием.

Через время воины стали петь. Пение это было превосходно! Присутствовало в нем нечто волшебное, завораживающее... Я, ясное дело, не понимал их языка и был не против объяснений, которые были даны мне Маленьким Жеребенком. Говорил он на смеси английского и испанского, крайне скверно, кстати, так что я плохо его понимал. Но мне стало ясно, что воины прославляют удаль своего вождя. Из рассказов отца мне было известно, что далеко не каждый индейский вождь достоин такого всеобщего обожания. Я лелеял надежду на то, что коль этот предводитель такой распрекрасный, он будет относиться ко мне великодушно. Самонадеянный олух! Он на меня даже внимания долгое время не обращал.

Путешествие наше длилось около шести дней. Я был уверен, что до Далласа кайова добирались намного быстрее, чем теперь до... "Кстати, куда они едут?" - думал я, массажируя лоб. Голова болела непрестанно, по пути я получил пару солнечных ударов, часто рвал и иногда, несмотря на все усилия бодрствовать, терял сознание. Мне удалось определить, что движемся мы к реке Нуэсес. Для этого пришлось напрячь память. Года два назад мы с отцом бывали в этих местах.

Дорога выматывала. Солнце жгло немилосердно, во рту пересыхало, а пить давали, только, если ночной привал удавалось устроить ближе к воде. К тому же, я разок обделался, что страшно повеселило Маленького Жеребенка. Это был сущий ад! Хотелось умереть на месте. Я, бывало, думал о том, чтобы попросить Жеребенка избавится от меня, как от лишнего груза. Всеми силами я пытался убедить его в том, что никакой ценности не представляю. Но он толи не понимал моей чистой английской речи, толи, что вероятнее, не хотел понимать. Несколько раз, на привалах, я, связанный, пытался незаметно стянуть его револьвер или нож, чтобы собственноручно прекратить свои страдания. Но украсть что-то у индейца, который сам является непревзойденным вором, невозможно. Неотъемлемой частью обучения мальчиков-кайова, как и команчей, было кража ценного предмета у взрослого воина. Маленький Жеребенок был пареньком вороватым, так что мои попытки стащить у него оружие были им безжалостно пресечены.

Наконец, миновав предварительно совершенно пустынную равнину, мы достигли лагеря. Внушительных размеров был этот лагерь, в нем насчитывалось около трехсот типи. Меня это, впрочем, не удивило. Я порой путешествовал с отцом в его самых скромных экспедициях, и мне иногда доводилось видеть большие индейские становища.

Нас встречали с ликованием. Точнее, воинов, вернувшихся с похода и привезших роскошную добычу. Ко мне, что не мудрено, относились с презрением. Я был побит, оплеван и словестно унижен. Так кайова относились к пленникам, не заслужившим еще иного к себе отношения. Сентиментальность здесь была не в ходу. Никто не обратил внимания на то, что я был истощен дорогой и находился в скверном состоянии. Женщины и дети, вызывающие умиление в цивилизованном обществе, с яростью колотили меня палками и бросались камнями. Чтобы какой-нибудь булыжник не угодил мне прямёхонько в лоб и не вышиб мозги, приходилось прикрывать голову руками. Я был удивлен тем, что Маленький Жеребенок, подпихавший меня вперед больными уколами своего копья, не прилагал никаких усилий, чтобы уберечь меня, свою собственность, от порчи. Он был увлечен вниманием, которым девушки обильно одаривали его. А что? Он ведь заслужил. Впервые участвовал в походе, снял с врага, как я понял по его поясу, скальп и даже приобрел раба.