Высоко над страхом

Он только перешел к рассказу о том, как Вальтер Битнер посоветовал ему купить порт и как состоялась сделка с Матвеевым и Беляевым, как Селезнев отставил пустую чашку, хлопнул себя по коленкам и встал.

— Остальное завтра, — сказал он. — Мне домой пора. Я, в отличие от тебя, человек семейный, а на дворе уж десятый час. Завтра приду в восемь, тебя отпущу на работу. Вы, барышня, завтра дежурите?

— Да, — кивнула Лида.

— Ну, значит, часиков в восемь вечера ты меня снова сменишь. И договорим. Лады?

Селезнев ушел, Лида молча вымыла посуду, деликатно вышла из кухни, когда Иван позвонил матери, и, вернувшись в комнату, он обнаружил ее лежащей в постели в полном «обмундировании». Ему стало смешно.

Утром он, к своей вящей радости, увидел, что она его уже почти не стесняется. Встав по звонку будильника, она мелодично пропела звонким, как колокольчик, голосом «доброе утро», вскочила с кровати и убежала в ванную.

Зашумела вода в душе, Иван представил, как она стягивает свои джинсы и водолазку, сбрасывает на пол невесомое белье, прячущееся под ними, и встает под колкие, еще не до конца прогревшиеся струи воды, падающие на ее обнаженное тело. Картина была такой осязаемой, что Иван судорожно сглотнул и перевернулся с живота на бок, так как лежать стало неудобно.

Она пела в душе, видимо, совсем расслабившись от того, что он даже и не думал ночью к ней приставать. То есть он очень даже думал, но так и не решился, боясь нарушить то хрупкое доверие, которое она к нему испытывала. Где-то в глубине души, не отдавая самому себе отчета, он уже знал, что эта женщина в его жизни всерьез и надолго и что торопить ее не следует.

Они дождались Селезнева, и Иван отвез ее, радостную и безмятежную, на работу, после чего поехал в порт, понимая, что там его уже совсем потеряли. Войдя в контору, он первым делом наткнулся на Большакова, лицо которого уже не было таким красным и напряженным.

— К похоронам все готово? — спросил Иван.

Похороны Гришки все откладывались, потому что полиция не отдавала тело.

— Да, — отдуваясь, сообщил Большаков. — Ты не волнуйся, Михалыч, я это все на контроле держу. Как только отмашку дадут органы наши правоохранительные (последние слова отчего-то прозвучали как ругательство), так и предадим Гришку земле в лучшем виде. И охранное агентство я нанял, как ты и велел. Сегодня договор подписываем, вечером приступаем. А этих олухов царя небесного, сторожей наших, я уволил уже. Пусть теперь дома пьют.

— Добро, — сказал Иван. — У нас с плановыми ремонтами-то что, а, Николай Петрович? Или мы со всем нашим детективом текущие дела совсем забросили?

— Обижаешь, — басом прогудел главный инженер, и его лицо даже сморщилось от огорчения. — Я в этом порту уж двадцать лет почти трублю, и на работе внешние обстоятельства никогда не сказывались. Плановые ремонты идут. Запчасти заказанные пришли. Думаю, что на новогодние праздники одну бригаду выведем на работу, если ты не против. Оплата двойная, но в сроки тоже уложимся. Навигация в этом году ожидается ранняя, жаль будет большую воду упустить.

— Хорошо, — кивнул Иван, вполне довольный тем, как работает его правая рука. Большаков был надежный, как сейф, и обстоятельный. Так что с этой стороны подвоха можно было не ждать.

— Я вот думаю, Николай Петрович, что после Нового года рассмотрим мы идею Беляева о наплавных мостах. Ты сам-то про нее чего думаешь?

— Так хорошая идея. И Беляев мужик дельный. Ему Матвеев просто ходу никогда не давал. Сам-то он человек старой формации, консерватор. Новое плохо воспринимал, оттого они и цапались с Беляевым все время. Тот пытался что-то изменить, а потом рукой махнул.

— А как они совладельцами стали, они же разные совсем? — заинтересовался вдруг Иван, который раньше отчего-то никогда не задумывался над этим вопросом.

— Так отец Беляева в порту в советские годы директором был. Лешка тут вырос практически, каждый день в порт бегал. Потом в институт поступил, в кораблестроительный, ваш, питерский.

— Да ты что, — удивился Иван, — он в Питере учился, а я и не знал.

— Ну, пока он учился, приватизация наступила. Коллектив акции завода приобрел. Потом все, как у других, кто поумнее, скупать акции начал. Тут Матвеев себя и проявил. Он главным инженером был, как я сейчас, начал у рабочих акции скупать. Болтали, что деньги ему бандиты дали, уж так это или нет, я не знаю. Беляев, когда прочухал, к чему идет, тоже в эту гонку включился, но поздно было. Так и получилось, что у Матвеева семьдесят четыре процента, а у Беляева — двадцать шесть.

— Блокирующий пакет, — кивнул Иван.

— Ну да. Вышло, что друг без друга они ни одно важное решение принять не могли. Но все-таки основным хозяином стал Матвеев. Потом Лешка институт закончил, в город вернулся, а отец его вскорости умер. Так он совладельцем порта и стал. Матвеев занял директорское кресло, я как раз на работу устроился. А Лешка потыкался туда-сюда да и пошел в строительный бизнес. Понял, что Матвеев ему не даст ничего путного сделать. Тут все потихоньку хирело. Потом ты появился. Вот, собственно говоря, и все.