Высокое Искусство

— Но ты невежлив, мастер, — укорила женщина, выровняв дыхание в пару мгновений. — Разве гостей встречают с кинжалом в руке?

— Что поделать, — Фигуэредо покрутил в пальцах тонкий изящный стилет без гарды, чей клинок больше смахивал на иглу. — Незваный гость не может рассчитывать на добрый прием.

— Тебе он не поможет.

— Я знаю, — лаконично отозвался фехтмейстер, потирая слабой ладонью под ребрами, будто старался унять зуд.

— Думала, ты попробуешь драться с этим скотом, — ведьма пренебрежительно махнула в сторону бандитской свиты.

Злодеи промолчали с видом недовольным, но стоическим, сделали вид, что замечание относилось вовсе не к ним. Готовность терпеть брошенные мимоходом оскорбления многое говорила о том, сколько монет уже звенит в карманах. Или о том, как успела себя поставить нанимательница. А возможно о том и другом сразу.

— Я фехтмейстер, а не идиот, — брюзгливо ответил Чертежник. — Без шансов, только позориться.

— Жаль. Было бы интересно посмотреть, — казалось, ведьма искренне огорчена.

— Ты опоздала лет на пять. Тогда я мог и учить, и драться со многими сразу. Теперь только учить.

— А ты спокоен, — отметила женщина.

— Дура, — без особой злобы сообщил Фигуэредо. — Когда десяток ублюдков ломится в дом среди бела дня, не пугаясь стражи, все становится очевидно. Закат мне уже не увидеть.

— Как знать, как знать, все возможно, — ведьма словно и не заметила оскорбления. — Например, сегодня утром я имела сходную беседу с другим человеком. Он был весьма разумен, сговорчив, поэтому остался жив и с прибытком. Можешь присоединиться к нему. Или нет.

Ведьма испытующе поглядела на фехтмейстера. Тот промолчал.

— Однако ты смотришь без удивления. Знаешь, кто я?

— Да, — не стал отпираться мастер. — Знаю. Мало вас осталось. Очень мало. Семеро на весь мир? Или уже шестеро?

— Нас двое. Я и Отшельник. Но он живет по старым законам и не вмешивается в дела обычных людей, так что я последняя.

— Ваше время давно вышло, — хмыкнул Чертежник. — Закончилось, когда Бог забрал у людей волшебство. Не стало великих мастеров, нет больше воинов-магов, остались лишь безумные садисты с отравленными душами. Затянувшаяся агония утраченного мира. Но пройдет и она, вместе с тобой.

— Не будь столь уверен и злоречен, старик, — ведьма сжала губы, замечание фехтмейстера ее задело. — Иначе я могу поджарить твой язык и отведать его на ужин с чесночным маслом.

— Все равно будет горько. Лучшие и сладкие годы моей плоти давно позади, — двинул костлявыми плечами Фигуэредо. — Так что тебе нужно?

— Ты был готов ко мне, — вспышка ярости затихла так же быстро, как родилась. — Значит, кто-то рассказал.

— О тебе — нет, — Чертежник снова проявил откровенность. — Но про вашу братию разговор был, это верно.

Ведьма кивнула, странным, рваным жестом, то ли соглашаясь с мастером, то ли в такт собственной думе. Подошла ближе, посмотрела на Чертежника, если можно было назвать «взглядом» потустороннее мерцание багровых омутов, лишенных зрачков.

— Где она? — очень тихо спросила ведьма. — Где сейчас может быть твоя ученица. И когда она придет на следующий урок. Лучше бы тебе ответить поскорее да поточнее.

Фигуэредо раздвинул тонкие губы в кривой улыбке, показал кривые зубы, покрытые розовой пеной.

— Ищи, — каркнул он в лицо красноглазому демону. — Город большой, но может, тебе повезет.

Ведьма пару мгновений вглядывалась в слезящиеся глаза Чертежника с мутно-желтыми белками.

— Почему? — спросила она. — Не то, чтобы это было существенно, ведь я все равно узнаю. Но любопытно, откуда такая перевернутая верность? Ученик должен почитать наставника, а с каких пор наставник готов страдать за ученика?

— Потому что… — Фигуэредо умолк на несколько секунд. — Потому что Вэндера — мое лучшее творение. И если она умрет, не я буду тому виной.

— Да ты шутишь! — ведьма не сдержала искреннее удивление. — Она никто, она девка с пустошей! Она слишком стара и глупа, ей никогда не стать бретером. Ты выжил из ума и бредишь, старик! Лучше прямо скажи, как она тебя ублажает?

— Стара и глупа, — улыбнулся Чертежник, на сей раз без злобного оскала. почти мягко. — Мне представлялось так же. Я презирал Вэндеру за то, что на ней кончается моя жизнь, умирает мое искусство. Проклинал судьбу и бога за то, что я, великий ювелир бойцовского таланта, на закате жизни получил вместо алмаза дрянной камень с трещинами, вкраплениями бесполезной породы.

— Надо же, философ с мечом, — угрожающе протянула ведьма, на глазах теряющая терпение. Красивое бледное лицо начало подергиваться в легких судорогах, будто ярость имела физическое воплощение и стремилась обрести путь наружу, из черной души.

— Да. Все так, годы склоняют к мыслям, — согласился Фигуэредо. Мастер пошатнулся, и без того бледное лицо обескровилось еще больше. Ведьма презрительно поджала губы, созерцая телесную немощь старика.