Высокое Искусство (СИ)

Она снова замолчала. Елена разрывалась меж двух стремлений. Ей одновременно хотелось, чтобы Флесса замолчала и продолжала говорить. Воспоминания причиняли герцогине боль, тревожили старые шрамы на сердце, чтобы это понять, не нужно было смотреть ей в лицо. Но… в сокровенном знании, которым делилась Флесса, было высшее доверие. Отвергнуть его — значило оскорбить. И Елена слушала.

— У отца был паж. Из хорошей семьи, боковая ветвь настоящих приматоров. Родовитые, выше нас, но бедные. Для своего круга, конечно, бедные. Не к лицу таким идти в подчинение к тем, кто ниже по крови. Но мальчик был пятым сыном, никакого будущего в семье. В таких случаях, бывает, закрываются глаза, и прощается кое-какое умаление…

Флесса вздохнула. Елена просунула правую руку между подушкой и головой герцогини, обняла ее за шею, поглаживая по чуть влажной щеке.

— Семья позволила ему идти в услужение к Вартенслебенам, чтобы укрепить дружбу фамилий. А мальчик… полюбил меня.

Флесса качнула головой, чтобы ногти Елены плотнее прижались к щеке, потерлась совсем как кошка.

— И я полюбила его, — коротко вымолвила герцогиня.

— Сколько тебе было лет? — вопрос звучал глупо, но вырвался сам собой.

— Мало. Но он был красивый. Юный. Влюбленный. И я… тоже.

Елена не видела, но с легкостью представила, как огонек свечи отражается в синих зрачках Флессы, играет живым пламенем, отражаясь в слезинках.

— И я, и он уже знали, что мы — бономы. Нам многое дано по праву рождения. Мы вели и будем вести жизнь, о которой низшие сословия могут лишь бесплодно мечтать. Но…

Снова вздох.

— Но такая жизнь накладывает обязательства, долг. Взымает плату.

Что-то подобное говорил и Чертежник. В другое время, о других вещах, но суть та же. Обретая — ты всегда чем-то жертвуешь, даже не желая того.

— Мы уже привыкли, что относимся к небожителям. Но еще не понимали, что даже высшие создания должны следовать правилам.

— Вы бежали? — опять вопрос последовал вперед мысли.

— Да. Мы думали, что все будет как в романах. В балладах. Станем женой и мужем, будем жить долго и счастливо, затеряемся в южных городах.

На этот раз Елена смолчала, но Флесса ответила, словно вопрос прозвучал:

— Да. Мы не ушли далеко.

Лекарка снова провела пальцами по сетке шрамов. Сказала, утверждая, а не спрашивая:

— Кнут.

— Вартенслебен известен кожаными промыслами, — грустно улыбнулась Флесса. — У отца были хорошие… изделия.

«А дурной мальчика с ветром в башке вернулся домой, к семейству, как же еще…» — мысленно продолжила Елена.

— Пажа отец повесил на решетке за окном в моей спальне. И приказал не снимать до весеннего тепла.

— Бля… — выдохнула Елена.

Флесса, похоже, решила, что это был просто вздох. Прижала руку Елены, ладонь поверх ладони.

— Господи, — прошептала Елена, потому что… а что тут еще можно было сказать?

«Блядский психоанализ…»

Сколько лет было тогда Флессе? Двенадцать? Тринадцать? Чуть больше? Вряд ли больше тринадцати-четырнадцати. Старшие девочки уже должны были понимать, чем закончится такая романтика. Романтический подросток, чью любовь убили у нее на глазах. Не просто убили, но мучительно погубили, в жестокое назидание.

«И я еще чувствую себя несчастной?!»

— Это было… жестоко… — со всей деликатностью и осторожностью заметила Елена, чувствуя себя бегуном по минному полю.

— Это было правильно.

— Что? — Елена подумала, что ослышалась. Впервые за много месяцев она усомнилась в хорошем владении всеобщим языком.

— Я была унижена. Оскорблена. Прошли годы, прежде чем я поняла, что отец не мог поступить иначе.

— Но… Почему?

— Паж покусился на дочь своего господина. Нанес оскорбление патриарху, а значит всей семье Вартенслебенов. Если бы удалось скрыть, можно было просто выслать мальчика обратно. Но бегство и погоня… Неизбежные слухи о потере девственности. Отец поступил единственно возможным способом.

— А семья пажа?

— Она тоже поступила правильно. Нельзя просто так убивать членов благородной семьи. И началась война домов.

Значит, эта молодая женщина еще в ранней юности оказалась поводом для межклановой усобицы. Богатый жизненный опыт.

— Вы победили?

— Да. В первом же бою чуть не погиб мой брат. Тогда я еще любила его. И это был хороший урок.

— Ты простила отца?

— Нет. Но я его поняла. И училась у него.

— А я не понимаю этого… — честно призналась Елена.

— Семья, Люнна, семья, — очень серьезно и строго вымолвила Флесса. — Сюзерен оставит тебя без милостей и защиты. Вассалы и горожане переметнутся. Слуги предадут. Закон смолчит, император не заметит.

Елена скорчила гримасу, радуясь, что Флесса не видит ее лица.

— Но лишь семья всегда останется с тобой. Они преломят с тобой хлеб в нужде. Они прокормят в старости. Они похоронят и прочтут молитву, сделают гравировку на черепе в фамильном святилище. Только семья станет за тебя против остального мира. Отец был суров и жесток, за это я его не прощу никогда. Но сейчас мальчик давно в могиле, а я… я буду править сильнейшим герцогством западного королевства.

Елена почувствовала дрожь в руках, и отнюдь не от страсти или холода в комнате.

— Твоя очередь, — напомнила герцогиня. — Ты любила ее?