Треск рвущейся материи аккомпанировал горячечному шепоту, наглядно иллюстрируя тезис о разрушениях.
— … И творят жестокое насилие…
Чтобы воплотить в жизнь отражение бесчинств и насилия, пришлось взять шею Флессы в плотный захват. Сделала это Елена методологически неверно, к тому же, крепко сжав талию аристократки свободной рукой, еще и ослабила контроль. Синеглазая фурия немедленно воспользовалась промашкой и сбросила революционерку, заодно уронив с кровати на жесткий, но дочиста выметенный пол. Теперь воинствующие девы поменялись местами, Флесса оказалась сверху, зажав Елену в позе распятой.
— Бунты всегда подавляются! — голос дворянки сел и звучал низко, с хрипотцой. Лицо залил румянец, а синие зрачки расширились так, словно Флесса сбежала прямиком из «Дюны», накидавшись спайса. Две женщины уже приняли для себя как неизбежное и очевидное то, что смерти нет места под крышей этого дома. Во всяком случае, до рассвета. Однако хотя бы одной следовало уступить, признать капитуляцию, и никто не хотел сдаться первым.
— И мы всегда властвуем. Всегда!
Елена напряглась и свела руки ближе к торсу, выкручивая запястья из хватки герцогини. Но в последний момент расслабилась, закинула руки за голову — воплощение покорности, нежной капитуляции. Флесса наклонилась, дрожа от возбуждения схватки — и не только схватки! — готовая утверждать свое верховенство, как всегда, как и прежде, несмотря ни на что. В ее глазах читался немой вопрос. Легкая испарина выступила на висках, собралась бисеринками на шее. В свете оставшихся свечей увлажнившаяся кожа казалась романтично подсвеченной.
— Поцелуй меня. Как не целовала никого раньше.
В голосе Елены звучали мольба и властный приказ. Она просила, но просьба обжигала как удар кнута, не позволяла сопротивляться, взывая к послушному исполнению. Флесса замерла, и казалось, бешеный стук ее сердца можно было расслышать, даже не прижимаясь ухом к груди. Почувствовать биение, не дотрагиваясь кончиками нежных пальцев. Обычно бледные губы дворянки покраснели так, что касались вишневыми, почти черными.
— Так, чтобы я забыла о том, что было раньше. О твоих… словах…
И Флесса подчинилась, повелевая.
Судорога наслаждения ударила мышцы как электрическим током, выгнула Елену так, что на мгновение она оторвалась спиной от пола, касаясь досок лишь затылком и пятками.
— Никогда больше не смей оскорблять меня, — прошептала Елена. — Никогда. Второй раз… не прощу…
— Ненавижу тебя, — совсем тихо, едва слышно повторила Флесса. — Ты украла мое…
Елена не дала ей вымолвить последнее слово. Забрала в свои губы, поймала на кончик языка. Заставила уже Флессу содрогнуться каждым мускулом, почувствовать укол блаженствующего предвкушения в каждом нерве.
Кто из них сказал это? Даже не сказал, но выдохнул с мучительным страданием. Кто знает… И лекарка, и герцогиня — каждая была уверена, что услышала четыре заветных слова от другой. И каждая в душе знала, что сама готова была их вымолвить.
— Ну вот… — злобно проворчал Мурье, косясь в потолок, где сквозняк шевелил не замеченную при уборке паутину. — Опять.
— Еще? — вздохнула карлица, вынимая пробку из полегчавшего кувшина.
— Пожалуй, — не чинясь, согласился воин.
Темное вино с легкой пеной и бульканьем пролилось в оловянные стаканы.
— Ты то с чего кислая, — сумрачно полюбопытствовал Мурье, шумно глотнув. Напиток и в самом деле был хорош. — Тебе со всего этого один лишь прибыток да выгода. Ну, или хотя бы никакого урону.
Баала скривилась еще больше, не желая отвечать. Но затем передумала и кратко сообщила:
— От господской любви одна беда в итоге случается.
— Да ну, — скептически хмыкнул воин и утопил нос в кружке. — Кому беда, кому наоборот. Этой… пока что все на пользу, как на удачу заговоренная.
— Удачу и прибыль дают страсть, вожделение, — строго и в то же время с затаенной грустью вымолвила карлица. Взгляд ее затуманился как от давних и грустных воспоминаний. — А вот любовь… тут все сложнее.
Она замолкла и опять наклонила кувшин, раздав напиток. Мурье пожевал губами, обдумывая услышанную мудрость, хотел было возразить и осекся. Вздохнул, поднял кружку в молчаливом салюте. Воин и карлица выпили, не чокаясь, без промедления повторили.
— Э-э-э… — протянул Мурье. — А если…
Он многозначительно шевельнул бровями.
— И не мечтай! — фыркнула Баала. — Даром за амбаром.
— Да не больно то и хотелось! — огрызнулся телохранитель. — И чего сразу даром?
— Не по твоему кошельку, — чуть добрее усмехнулась Баала.
— А ты мой кошель не измеряла! — не на шутку оскорбился Мурье.
Дальше угощались и спорили неторопливо, со вкусом, цедя вино по глоточку, пока не догорели все свечи.
Глава 23
Доверие