Чертежник стоял вполоборота к Елене, и на лицо его падал желтый блик лампы. Впервые за много месяцев Фигуэредо показался… более человечным, наверное. Как будто давние воспоминания чуть всколыхнули мрачное человеконенавистничество, сковавшее душу старого мастера.
— Свет величия отражался и на меня, ведь я сделал его непобедимым. Рыцари, бретеры, убийцы, аристократы… они считали за честь платить мне золотом лишь за то, что великий Фигуэредо посмотрит на них и даст совет. А уж мое наставничество…
Чертежник с горечью усмехнулся.
— Я забыл, что значит «дорого», потому что кошельки сильных мира сего были бездонны, и даже приматоры считали за честь взять у меня пару уроков. И я не заметил, что мой лучший ученик отравлен завистью. Слава — это острый шпиль, на нем трудно уместиться нескольким. Для всех мой ученик был первым клинком Города, но также все знали, что я сделал его таковым. Наши имена стояли бок-о-бок, а он хотел быть первым. И единственным. Поэтому однажды он пришел ко мне с обнаженной саблей…
— А потом? — тихо спросила Елена.
— А потом не было ничего хорошего, — отрезал Чертежник, сразу замыкаясь в броне злобного недовольства. — Убирайся прочь, бестолковое и бесполезное создание. Хватит с тебя историй о великих людях. Не в коня корм.
Елена ушла, точнее ушаталась на прямых ногах в угол, где за ширмой из тростниковых листьев на узкой лавке были сложены ее вещи. Перелом, вроде бесповоротно и хорошо заживший, снова отдавался в связках тупой болью. Может потому она застряла в обучении, что учится работать двумя руками сразу? А может…
В голове было пусто и тупо, Елена махнула на догадки, просто молча переодевалась в сухое, прикидывая, успеет ли закинуть тренировочную «униформу» прачкам. Похоже, у Чертежника было напрочь отшиблено обоняние, но упражняться в просоленной, колом стоящей рубахе будет противно самой. Кое-где небеленое полотно чуть побурело, напоминая о том, что палка наставника оставляла не только синяки, но и вполне кровавые ссадины.
Фигуэредо закашлялся, неприятно, болезненно,
— Перчатку возьми, — сказал он, когда Елена повесила на плечо сумку. — И меч.
— Что?
— Дура, возьми бойцовую перчатку, — зло повторил Чертежник. — И меч. Он в прихожей, у двери. Ошивался тут один дурак, тебе прямо в пару. Хотел на бой вызвать, дескать, баба с клинком это херня какая-то и поношение традиций. Завтра обещал вернуться.
Вот и пришел тот день. Елена знала, что когда-нибудь это должно случиться. Бретеры регулярно бились друг с другом не за деньги, а для славы и по принципу «если я десятый и победил первого, значит сильнее остальных восьми, и теперь все об этом узнают!». Обильно дрались и ученики, то сами за себя, из куража, то ради чести школы и наставника. Елену чаша сия обходила стороной долго, слишком долго. Отчасти потому, что женщину с оружием всерьез не воспринимали, полагая оскорбительным скрещивать с ней мечи. Отчасти из-за того, что Фигуэредо некогда был знаменит, но то время давно минуло, а для нынешних бретеров Чертежник был всего лишь выжившим из ума стариком, который чему-то там учил каланчу в мужских штанах за неимением нормальных учеников. Ее просто не замечали, не видя ни чести, ни развлечения в поединке. И вот, похоже, кто-то заметил. Наверняка молодой и наглый, кому и такая добыча сгодится.
Женщина постояла немного, чувствуя, как отчаяние поднимается в душе, словно дрянная накипь. Хотелось задать мастеру много вопросов, например, какого же черта он ее утомлял долгой тренировкой вместо того, чтобы дать передохнуть перед боем? Или…
Нет, все бесполезно. Это Чертежник. Как честно предупредил ее Шарлей-Монгайяр —
Что толку взывать к совести человека, который ее лишен? Чертежник есть Чертежник. И если он говорит, что кто-то может вызывать на бой, следовательно, так и будет. Причем, скорее всего наставник сам бойца и нанял или подговорил. Такое практиковалось фехтмейстерами, которые хотели проверить ученика или просто избавиться от него.
Не сказав больше ни слова, Елена достала из сундука со снаряжением две перчатки, похожие скорее на многослойные варежки с набивными валиками. Сунула их за пояс. Нашла в указанном месте меч в простых ножнах из дерева, обмотанных проклееным шнуром. Делать все при свете единственной свечи было неудобно.
— Чертежник, чтоб ты сдох, — прошептала Елена и, поправив на плече сумку, отодвинула скрежещущий засов.
Глава 14
Кригмессер