Высокое поле

Если раньше Леха завидовал ему; немного боялся, то теперь Леха только жалел его. Сергей бросил лошадей, как только в начале января ему исполнилось восемнадцать, взял в совхозе расчет и опять поехал в город устраиваться, все хотел, видать, доказать всем, что он что-то может. Он думал, что ему сразу откроются все двери, но его не взяли на работу не только в метрострой, а вообще никуда. Везде говорили, что нет никакого смысла брать, разбазаривая лимитную прописку, раз ему через несколько месяцев в армию. Приглашали приходить после службы. Так и остался Сергей ни с чем.

Леха, когда простился с Надькой, не пошел сразу домой, хотя танцы затянулись, он долго еще месил сугробы около Надькиного дома. Один раз он бросил легкий снежок в освещенное окно. Она выглянула, и хотя ничего не увидела во тьме кромешной, но догадалась, кто там, погрозила пальцем.

— Скоро ли ты отмучаешься-то? — спросила бабка.

— А что?

— Да уж больно на тебя жалко смотреть — похудел, глазищи-то стали вон какие, с решето. Ешь скорей! Ешь!

— Скоро закончу. Вот сегодня уже езду сдаем.

— Ты тихонько езди, не перевернись! Трактор — не телега…

— Да ладно тебе меня учить! Выучился.

— Баушка — она худому не научит. Баушка век прожила, все видела, все знает.

— Молодец! А что такое — ручка УКМ? А?

— Не мели не дело-то! — отмахнулась старуха. — Лучше рассказал бы, чего батько пишет? Да ешь ты, ешь! Да не забудь вон узелок-то, матка с вечера положила тебе и на скотный уходила — напоминала.

— Не забуду, — сказал Леха и добавил: — Спасибо.

У бабки Дарьи в один момент брызнули слезы радости, она не вытирала их и все смотрела сквозь это теплое мокрое марево, как уходит внук к автобусу. Ей непривычно было слышать от Лехи такое слово, но все же она услышала его, еще живая…

* * *

В автобусе, как всегда по понедельникам, было много народа — ехали кто учиться, кто по делам в район, кто с направленьем в больницу, кто в военкомат, кто за покупками в городской магазин — хорошо прогуляться по зимнему приволью, пока поля не зовут!

Ехал в автобусе и управляющий их отделением совхоза, еще совсем молодой руководитель, лет двадцати восьми. Среди разновозрастной говорливой сутолоки он казался еще неразговорчивее; на лице его остановилась какая-то незаконченная мысль — важная, единственно необходимая, на которой он сосредоточил все свое вниманье; было видно, что сейчас для него не существует окружающего; глаза его были широко раскрыты и смотрели куда-то мимо голов сидящих, не мигая и ничего не видя. Леха сразу понял, что управляющий едет на зимнюю сессию в институт. Свой портфель, набитый сейчас не сводками надоя или посева, а учебниками, контрольными работами, он держал обеими руками и так крепко, словно боялся, что Леха, севший с ним рядом, мог вырвать у него те крупицы знаний, которые он собрал урывками между посевной горячкой, бессонницей покоса, надсадной тяжестью уборки.

«Не доучил…» — сочувственно подумал о нем Леха.

Километрах в двух от деревни, в том самом месте, где лес отступал от дороги, автобус неожиданно сел в сугроб.

— О, как намело! К урожаю…

— Не опоздать бы на поезд…

— Тут всегда так — открытое место…

— Февраль… — тотчас посыпались замечания.

Все зашевелились и вышли толкать автобус.

Сначала подкопали у колес, подложили каких-то веток и взялись. Облепили машину со всех сторон, раскачали дружно — пошел! Метров сто автобус прошел и остановился на хорошей дороге, дожидаясь пассажиров.

Управляющий шел к автобусу рядом с Лехой. Он немного рассеялся, стал посматривать по сторонам, замечать кой-кого, здороваться.

— На экзамены, Виктор Васильевич? — спросил Леха.

— Да. Надо сдать предмета три.

— Понятно, — кивнул Леха со знаньем дела. — У меня сегодня тоже экзамен — вожденье сдаем.

— Ну и как ты?

— Да я-то сдам!

В этой Лехиной фразе управляющий не почувствовал зазнайства, он услышал в ней другое, Леха как бы сказал: «Я-то сдам, вот тебе бы сдать…» Тот посмотрел на будущего тракториста и впервые заметил, какое у него хорошее лицо — смугловатое, чуть удлиненное; в черных глазах серьезность, раздумье о жизни. Ему захотелось сказать Лехе сейчас же, что он думает о нем в последнее время, какие возлагает надежды на него как на тракториста.

— Ты вот что… — Управляющий чуть сдвинул брови, давая тем самым понять, что разговор не праздный, а серьезный вполне. — Ты там старайся получше окончить, а я тебе новый трактор дам, есть такой, на центральном стоит для нас. Старайся.

— Да я стараюсь…

— У меня на тебя большая надежда. Заваловы на весну переезд затеяли, так что гусеничный трактор освободится. Мы его — в капиталку, а новый получим. Ты примешь, понял?

— Чего же тут не понять! — обрадовался Леха, но сдерживал свой восторг, как мог.

— У меня на тебя большая надежда. Так получилось, что тебе одному в нашем отделении придется посевную вытягивать. Не подведешь? Вспашешь?

— Постараюсь.

Шагов пять прошли молча, вдруг управляющий дернул Леху за рукав:

— Смотри!