Высокое поле

Леха остановился и увидел тетеревов. Тяжелые крупные птицы темными чурками темнели на березах, охватывавших по опушке все это отдаленное от деревни поле, выходившее тем, дальним, концом на высокий берег озера. Сейчас это поле, которое еще так недавно желтело поспевшим овсом, лежало как покатый холм, под толстым слоем снега, розового от восходившего солнца. Березы, а за ними и заснеженные сосны тоже были розовые, тем же цветом отливали нахохленные бока птиц, по-прежнему неподвижно смотревших на автобус. Они уже откормились березовой почкой и теперь застыли в сладостной утренней дреме — короткой и чуткой, подставив себя еще не окрепшему солнцу, радуясь ему, как первому намеку на весну.

— Сколько их! — негромко воскликнул управляющий.

— Да… — отозвался Леха. — В такое время они всегда на березах. Февраль…

18

Весна для Лехи наступила в этот год рано. Еще не было ни молодой зелени, ни ручьев с горок, ни щучьих всплесков у берегов — ничего, что раньше отмечало пробуждение природы и обозначало конец школьным мученьям, а для него уже пришла эта новая весна — первая трудовая весна. Она была другой — не девчоночьей, цветочной, она, эта весна, вдруг запахла соляркой, подстывшими с утра лужами, загремела стуком молотков в производственных мастерских, засветилась сине-белыми вспышками электросварки. Трактористы готовились к пахоте…

Уже больше полумесяца работал Леха в совхозе. Его новый трактор еще стоял на центральной усадьбе совхоза, а он пока занимался ремонтом подвесных орудий. Работал с охотой, но как-то в полсилы, словно берег себя для главного дела, которое впереди.

В одно из воскресений приехал на часок из Радужья дядька Аркадий. Подгадал прямо к обеду и всех обрадовал этим. Сел прямо к столу. Сначала он повесил фуфайку, потом под ней оказалась его знаменитая авиаторская куртка, при виде которой у Лехи зашлась душа, — все это повесил на гвоздь, шапку кинул на табуретку и весело крикнул матери:

— Сестренка! Дай-ко щец! А ты, Алеха, показывай свою бумаженцию, посмотрим, как ты учился! Слух прошел, что хорошо, а вдруг неверно, — прищурился он.

Леха не успел встать, как мать сама подала все документы сына да так и осталась стоять с пустой тарелкой и поварешкой в руках.

— Та-ак… Алексей Иванович… Посмотрим… — Дядька заводил широким носом слева направо. — Та-ак… Слесарное дело — пять. Молодец! А вот еще: агротехника — пять! И вожденье — тоже пятерка. Молодец, Алеха, молодец! Теперь и работать так же надо. Слышишь? Надо! У нас знаешь сколько народу в городах живет? Не знаешь? Вот и видно: политзанятия-то у тебя — четыре… В городах нынче живет уже больше, чем в деревнях, а скоро еще больше будет, понял? А ведь всех, Алеха, кормить надо. Всех до одного, а легко ли это?

Дядька посмотрел снова в аттестационный лист:

— Вожденье — пять, — и покачал головой, тоскливо, сокрушенно, — наверно, вспомнил свою несбывшуюся мечту — сесть за руль.

— Ешь щи-то, ешь! — напомнила бабка Дарья, когда мать подала тарелку на стол. — А ведь с осени-то не хотел! — ткнула она пальцем в сторону Лехи. — Споры со мной завел было, будто баушка ему худого сулит. Баушка, мило́й, никогда худому не научит…

Все молча выслушали бабкины жалобы, даже Леха. Потом дядька сказал:

— В правлении велели передать тебе, чтобы в среду приезжал за трактором. Не забудь!

Уходя, он надел на рубаху фуфайку, натянул шапку, севшую от пота и дождей, и стал прощаться.

— А кожанку? — напомнил Леха.

— Кожанку? А кожанка теперь твоя.

— Как? — не поверил Леха, вымолвив это «как» таким тихим голосом, будто боялся спугнуть это призрачное, невозможное счастье. — Мне кожанку?

— Ты понимаешь русский язык? Кожанка теперь твоя! — с напускной грубостью сказал дядька и с тоской добавил: — Так и должно быть, Алеха: ты теперь за рулем…

Леха тотчас надел кожанку, которая была ему чуть-чуть широковата, но в ней он казался солиднее, и побежал провожать дядьку.

— Шапку-то! — крикнула мать вслед.

— Эка радость ему! Эка утеха! — твердила бабка Дарья. — Ну, раз заслужил — получай. А не слушал с осени, не верил, будто баушка не дело говорит. Баушка всегда… Эвон как идут рядом, посмотри в окошко-то!

А дядька и племянник шли рядом, оба степенные, чуть важные.

— С батькой переписываешься? — спросил дядька.

— А как же! Он мне, как узнал, сразу телеграмму прислал.

— Поздравил, значит? — повел дядька широким носом.

— Поздравил.

— Поедешь к нему?

— Поеду.

— Правильно. Отработай лето, потом отпросись на недельку, в счет отпуска, и слетай к нему. До армии слетай. Теперь тебе это ничего не стоит: ты будешь хорошо зарабатывать. Ты за одну посевную рублей триста вышибешь — са́мо ма́ло… Только смотри, технику держи в порядке. Главный инженер не хотел давать тебе трактор новый. «Молодой, — говорит, — рано». А управляющий — к директору: так, мол, и так — парень на пятерки окончил, я ему пообещал — давайте новый! Дали…