Высота

Он убеждал себя, что ничего страшного нет, и в то же время чувствовал, что силы его на исходе. Внизу появились огни города, красные сигнальные лампы труб были слева, а не оправа, как всегда. Он ошибся. Оператор локатора оказался прав.

В этот момент последовал другой приказ:

— Сто тридцать второй, я — «Приказ три», повторите заход на посадку.

«Да, дал я маху!» — сокрушенно вздохнул Слезак. Но даже сейчас до его сознания не дошло, что у него, собственно, осталась последняя попытка, потому что, если и этот посадочный маневр не удастся, ему придется набрать высоту и катапультироваться.

Только не это! Он снова наклонился к приборам, чтобы точнее выполнить указания оператора.

«Черт, лямки не подтянул!» — подумал он опять, но на это уже не было времени. Он снова приближался к широкой туманной реке. Включил посадочную фару — никакого результата. Яркий пучок света не доставал до земли, растворялся в тумане. Он погасил фару и на секунду закрыл глаза. Движение век вызвало боль в глазах. Собрав силы, он приоткрыл их и увидел, что летит в сероватой массе, бортовые аэронавигационные огни на концах консолей теперь казались красным и зеленым пятнами.

«Как же я теперь определю высоту для возможной коррекции?» — прошептал он и по привычке посмотрел влево. Как у каждого пилота, и у него был объект, по которому он устанавливал в последней фазе полета высоту машины над полосой и определял таким образом момент, когда должен мягко потянуть ручку на себя, чтобы самолет опустился на основное шасси. Ночью он ориентировался по огням полосы, теперь этих огней не было видно.

«Страшный туман, страшный!» — пробормотал он и еще сильнее напряг зрение.

Он сражался за свою жизнь с самим собой. Инстинкт самосохранения заставлял его потянуть ручку управления на себя, чтобы уйти на безопасную высоту, потому что в любую секунду этого слепого полета он мог почувствовать роковой удар. Но выработанные навыки и воля были сильнее инстинкта самосохранения, и он продолжал снижаться. Оператор посадочного локатора уже молчал… Когда же появятся огни, которые сейчас означают для него безопасность и конец неуверенности?!

На приборной доске светилась лампочка, сигнализируя о критическом остатке топлива. Слезаку показалось, будто она светит слишком ярко. Он наклонился вперед.

«Лямки!» — опять пронеслось у него в голове. И в этот момент он увидел огни взлетно-посадочной полосы, причем только перед собой, чуть дальше их уже не было видно. Он продолжал снижаться в молочной тьме, а когда решил немного замедлить снижение, почувствовал сильный толчок спереди и глухой удар.

Какая-то непомерная сила бросила его тело вперед. Он ударился головой о прицел. В глазных впадинах разлилось тепло. Он потерял сознание, не почувствовав боли.

Хвост искр и огня, душераздирающий скрежет… Потом все стихло. Самолет остановился, его киль непривычно задрался вверх. Капли дождя, стекавшие вниз, шипели, попадая на раскаленное от трения брюхо.

Через несколько секунд к самолету подкатила «Татра-805». Потом заскрипели тормоза аварийной машины. Начальник технической группы быстро залез на фюзеляж, подобрался к кабине и с помощью отвертки быстро ее открыл. На мгновение руки его опустились. Голова пилота лежала на прицеле, в свете фар подъехавшей санитарной машины тускло блеснула кровь. Она была всюду: на прицеле, на пальцах и коленях летчика, на полу кабины.

— Ну что? — крикнул кто-то снизу.

Техник взял запястье летчика:

— Жив!

— Давайте побыстрее! — приказал врач.

К самолету приставили стремянки. Сразу несколько человек начали расстегивать лямки парашюта.

— Они были у него совсем свободны, — заворчал техник. — Как же тут не разбить голову?

Потом Слезака осторожно спустили вниз и положили на носилки. Врач попробовал пульс. Он был частый, но хорошего наполнения.

— Все будет хорошо, — успокоил он собравшихся и приказал перенести Слезака в машину.

Было двадцать две минуты первого, когда в ординаторской зазвонил телефон. Доктор Данек снял трубку, и с кем-то тихо заговорил.

Когда он положил трубку, Итка вопросительно посмотрела на него.

— Авария на аэродроме. Пилот без сознания. Его уже доставили, — объяснил он коротко.

Через несколько минут Итка Гурская впервые в жизни увидела летчика Радека Слезака.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

С самого утра мать и дочь оживленно беседовали, потом Итка вдруг замолчала и задумалась. Растерянно улыбнувшись, она сказала:

— Я просто не в состоянии это выразить словами. Лучше помогу готовить тебе завтрак, а то так долго можно философствовать.

Мать, в халате, стоя у газовой плиты, подняла поседевшую голову и засмеялась:

— Боже мой, что же это за люди пошли такие! Раньше об этом говорили проще: влюбилась, и все. Хотя потом оказывалось, что никакой любви и не было. А сегодня? «Я просто не в состоянии это выразить словами»! Неужели для этого требуются какие-то необычные слова?

— Не повторять же каждую минуту: влюбилась, влюбилась, — возразила Итка, жалея теперь, что доверилась матери.