Высота

Ей вообще по утрам мать не нравилась. Глядя на нее, Итка с ужасом думала: неужели и она будет так выглядеть в ее годы, будет такой… Она даже мысленно не хотела произнести слово «бесформенной», потому что любила мать, жалела ее. Но ее сердило, что в последнее время мать никогда не завязывает пояс халата, как будто хочет показать дочери, какими становятся женщины с возрастом. Брюшные мышцы, трижды в ее жизни поддерживавшие плод, теперь стали дряблыми, на бедрах отложился толстый слой жира, и сделать с этим, очевидно, уже ничего нельзя.

Итка видела десятки, сотни женских тел, и среди них — немало красивых, хотя и принадлежали они пятидесятилетним женщинам. Очевидно, к ним природа была более благосклонной, сохранив им свежесть и избавив от болезней. Большинство этих женщин были бездетными. Но маме-то всего сорок пять лет! Итка знала о внешне почти незаметном и тем не менее глубоком семейном разладе. Отец, всегда замкнутый, хорошо относился к семье, но дома бывал редко, разъезжая по служебным командировкам. Иногда он отсутствовал по нескольку дней подряд, и Итка раньше младших братьев поняла причину этого. Это заставило ее еще теплее относиться к матери. Когда же она познала жизнь, выйдя из стен школы, перестала осуждать отца и даже была ему благодарна за то, что он не ушел совсем, к той стройной привлекательной блондинке, с которой она несколько раз его видела.

— Ты бы, конечно, хотела, чтобы я вышла замуж во что бы то ни стало? — спросила Итка у матери, когда они сели в кухне завтракать. В их большой трехкомнатной квартире нашлось бы помещение, где можно поесть, но на кухне было так уютно…

— Нет, я этого не сказала, — ответила мать, и ее красивые серые глаза стали серьезными. — Но время летит, и я не хочу, чтобы ты…

— Осталась старой девой? — договорила Итка со смехом.

— Да нет… — На лице матери отразилось смущение.

— Не бойся, мама, я многим нравлюсь. — При этом она подумала о Данеке, о котором еще ничего не говорила матери.

— Знаю я этих мужчин! — тяжело вздохнула мать.

— Хочу, чтобы у меня были дети! — выпалила Итка неожиданно.

Мать положила на стол взятый бутерброд:

— Ну вот видишь, как четко ты умеешь выражать свою мысль! Но с этим делом спешить не стоит.

— Серьезно, мама, — проговорила Итка задумчиво. — Слезак — первый мужчина, о котором я в связи с этим подумала. И знаешь, меня эта мысль совсем не удивила. Наверное, это естественно, когда любишь по-настоящему?

— Да, — кивнула мать и снова взяла бутерброд, — это естественно, но… все меняется, когда уходит любовь. Бывает, что она связывает людей на всю жизнь, до смерти, тогда эти люди — самые счастливые. А он поправится?

Такой поворот в разговоре для Итки был не совсем приятен.

— Поправится, — смущенно проговорила она. — Ему надо еще немного полежать.

— Разумеется, я в этом ничего не понимаю, а потому не хочу ни во что вмешиваться, — проговорила мать, испытывая жгучее желание выговориться. Она точно знала, что хотела сказать дочери: чтобы Итка вела себя разумно, не теряла головы, потому что, если этот парень не будет здоров, то… хорошего не жди, ибо справиться с такими трудностями может только материнская любовь. Другая — нет.

Итка хорошо знала свою мать, знала, что ради счастья дочери она готова на все. В конце концов, за ее плечами прожитые годы, жизненный опыт. Поэтому Итка поспешила опередить мать.

— Но я смогла бы с ним жить в любом случае! — сказала она упрямо.

Мать только вздохнула:

— Да, первые несколько лет. Едва ли ты можешь себе представить, сколько это несет невзгод, как это связывает, когда больной муж начинает потом безосновательно ревновать к другим мужчинам, здоровым, как постепенно он становится невыносимым.

— Откуда тебе все это известно?

Мать грустно улыбнулась:

— Я прожила немножко больше тебя, кое-что видела… — На ее лбу появились морщинки, а глаза подернулись поволокой. — Ну ничего… — Она уже овладела собой: — Возьми рогалики, во время дежурства перекусишь. Не забудь… Я думаю, что тот парень после аварии сам перестанет летать. К тому же он, как ты говоришь, окончил еще и торговое училище, так что ему не составит большого труда прекрасно устроиться на гражданке.

— Я считаю все это лишними разговорами, — встала Итка из-за стола. — Мне пора.

Мать взяла ее за руку, привлекла к себе:

— Ну ладно, ладно, не сердись!

Итка вдруг прижалась к матери всем телом, как когда-то в детстве. Это была та особенная минута, прочувствовать которую могут только мать с дочерью, открыв друг другу сердце и посетовав на свою тяжелую жизнь, виновники коей — мужчины.