Высота

В память Гюдена врезалось позорное пребывание легионеров в Кракове, где их, во избежание нападения польских патриотов, держали за колючей проволокой. Печать народного проклятия наемники ощущали всю дорогу от Парижа до Кракова. А 7 ноября, когда на Красной площади в Москве проходил военный парад, с которого бойцы и командиры с полной военной выкладкой уходили на передовую, что была на расстоянии пушечного выстрела дальнобойного орудия от окраин Москвы, на центральной площади древнего Кракова состоялся последний смотр добровольцев-легионеров. Присягу на верное служение Гитлеру командир легиона полковник Лябон торжественно через динамик-усилитель произнес на двух языках: на французском и немецком. «Именем бога, — летели над площадью, собравшей несколько тысяч поляков, с надрывом произносимые слова Лябона, — приношу священную клятву в том, что буду выказывать беспрекословное послушание верховному главнокомандующему германской армией Адольфу Гитлеру в его борьбе против большевизма и, как бесстрашный солдат, готов во исполнение этой клятвы отдать свою жизнь».

Вышколенный легион после слов Лябона «свою жизнь» на одном дыхании тысячегрудно повторил: «Я клянусь!..»

Никогда в жизни Гюден не был действующим лицом такого позорного спектакля. Со всех сторон площади, запруженной поляками и французами, на польском и французском языках по адресу добровольцев-легионеров летели слова проклятия и позора.

Пыл мщения за императора, который еще в Париже вселялся в души легионеров демагогическими призывами Дорио, Марселя Деа и Лаваля, в грязных и холодных товарных вагонах, в которых легионеров везли от Кракова до Можайска, постепенно угасал. Не успел эшелон предателей Франции пересечь у Бреста советскую границу, как по чьей-то неведомой команде по трем последним вагонам прогрохотало несколько пулеметных очередей. В первый же день пребывания на советской земле легионеры почувствовали, что такое Россия и что такое партизаны.

На послание командира легиона полковника Лябона главе французского правительства Лавалю вскоре был получен ответ Филиппа Петена. Этот ответ Лябон приказал начальнику штаба размножить и вручить каждому легионеру. Дорогой от Кракова до Можайска полковник Гюден не раз разворачивал тонкий листок и читал послание главы вишистского правительства, который изо всех сил пытался сыграть роль слуги двух враждебных друг другу господ: немецких оккупантов и свободолюбивого французского народа. Петен писал: «Выражение верности, которое Вы мне выказали от своего имени и от имени Ваших людей, глубоко тронуло меня как солдата и как главу государства. Я счастлив знать, что Вы не забываете военного долга… Участвуя в крестовом походе против СССР, который возглавляет Германия, Вы отвлекаете тем самым от нас большевистскую опасность и идете к созданию обновленной Европы.

По этой причине адмирал Дарлан, министр национальной обороны, и я лично желаем Вам благополучно выполнить то почетное дело, которое Вы наметили. Со своей стороны я буду Вам содействовать до победного дня Вашего возвращения на родину. Филипп Петен».