Высота в милю (ЛП)

Девушка догоняет меня, каблуки ее туфель щелкают по цементу, прежде чем она снова хватает меня.

— Нет, я Корал. Меня прислал Рич.

На этот раз я выдергиваю свою руку из ее руки более решительно и предупреждаю:

— Не трогай меня, мать твою.

Смятение и смущение отражается на ее лице, когда она оглядывается по сторонам, тихонько посмеиваясь, пока поправляет подол своего платья.

— Мне плевать, кто тебя послал. Не трогай меня.

— Хорошо, — Мэддисон встает между ней и мной, закидывает руку мне на плечо и ведет к автобусу. Он использует свое тело, чтобы закрыть меня от камер, но даже если они не слышали этого взаимодействия, то уж точно видели.

— Я больше не могу, — тихо говорю я, чтобы услышал только Мэддисон.

— Я знаю, чувак.

Два часа ночи, а я не могу уснуть. Ничего удивительного. Я почти не спал всю неделю, благодаря пустой кровати и Рози, скулящей посреди ночи из-за отсутствия Стиви. Если честно, Рози не единственная, кто не спит и страдает от того, что скучает по ней.

Как будто часть моей души исчезла, и я не знаю, как выжить без нее. Все, что я делал, я делал, потому что решил поставить Стиви на первое место. Несправедливо подвергать ее испытаниям только потому, что она связана со мной. Она не должна терпеть критику и ненависть из-за этого. Стиви слишком хорошая, слишком милая и слишком добрая, чтобы жить с такой ненавистью, которая постоянно настигает ее.

Я пытался поставить ее на первое место и полагал, что так будет легче все переварить. Поскольку я делал это для Стиви, я полагал, что смогу справиться с болью в сердце, которую причинил себе сам.

Но не было ни минуты передышки. С той секунды, как вышел из квартиры Стиви, когда меня вырвало на стену ее дома из-за того, что я сделал то, чего не хотела делать ни одна часть моего тела, вплоть до этого самого момента боль усилилась в геометрической прогрессии.

Схватив стакан с журнального столика в номере отеля, я делаю глоток виски, который налил час назад. Я строго придерживаюсь правила не пить во время плей-офф, но на этой неделе я сделал много такого, чего никогда не думал, что сделаю, так что выпивка после игры кажется довольно скромной по сравнению с другими моими решениями.

Два часа ночи, а я сижу на диване в Сиэтле, пью теплый виски и прокручиваю каждую ее фотографию, читаю каждое сообщение, которым мы когда-либо обменивались, желая хоть как-то заполнить пустоту. Я сделал скриншот каждой из фотографий Стиви в Инстаграм в ту ночь, когда папарацци поймали нас, прежде чем мы совместно решили отписаться друг от друга, чтобы ее имя не попало в прессу. На этой неделе я смотрел на эти снимки больше раз, чем могу сосчитать.

Раздается тихий стук в дверь, и, как грустный ублюдок, каким я и являюсь, во мне на мгновение вспыхивает надежда, когда я думаю, что это может быть она. Но даже если мы находимся в одном городе, Стиви никогда не придет ко мне, и я ни капли ее не виню.

Мэддисон стоит по другую сторону моей двери и выглядит таким же измученным, как и я, его каштановые волосы взъерошены, а глаза уставшие.

— Можно войти? — спрашивает Мэддисон, когда я открываю дверь. Он смотрит на виски, стоящее на столе между нами. — Что случилось с твоим правилом не пить?

— Я делал много такого, о чем никогда бы не подумал. Решил, что выпить — это ничто по сравнению с остальным.

— Тогда налей и мне, — Мэддисон кивает на бутылку.

Я беру другой хрустальный бокал и наливаю в него немного теплой янтарной жидкости. Выпив, он морщится.

— Отвратительно.

— Я знаю, — заняв место на диване, я наклоняюсь вперед, опираясь локтями на колени и низко свесив голову.

— Ты должен перестать наказывать себя.

Я поднимаю голову.

— Думаешь, что моя лень сходить за льдом — это форма наказания? — я издаю неуверенный смешок.

— Я не это имел в виду, и ты это знаешь.

— Если ты здесь, чтобы поговорить о Стиви, я не хочу этого слышать. Сейчас два часа ночи, так что тебе лучше уйти.

— Мне абсолютно похуй, о чем ты хочешь или не хочешь говорить. Я не могу заснуть, потому что мой лучший друг находится в худшей форме, чем я когда-либо видел, так что да, мы поговорим.

Откидываюсь на спинку дивана, небрежно перекинув одну лодыжку через колено, и делаю глоток теплого виски. И все это я делаю с самодовольной ухмылкой, как бы говоря: «Удачи тебе, придурок, заставить меня говорить».

— Я уволил Рича.

Что ж, это неожиданно.

— Что? — наклонившись вперед, я ставлю свой стакан обратно на стол, пока случайно не уронил его в своем шоковом состоянии.

— Я уволил Рича, — повторяет Мэддисон. — Я давно хотел это сделать, и то дерьмо, которое он устроил тебе с папарацци, стало для меня последней каплей.

— Мы даже не знаем, был ли это он.

— Я уверен, что это дело рук Рича. Он годами доносил прессе. Я не могу это доказать, но мы все знаем, что это правда. Это единственное, что имеет смысл ведь он хочет, чтобы твое имя красовалось в каждом заголовке. И это объясняет почему репортеры всегда находят тебя.