Высоцкий

Признак настоящего классика — это не только количественное обилие научных работ о его творчестве, но и их качественная дифференциация, их тематическая и мировоззренческая диверсификация. Скажем, Пушкина или Достоевского литературоведение рассматривает не только со всех возможных тематических углов зрения, но и с разных, порой взаимоисключающих исследовательских позиций. Достоевского одни, вслед за Бахтиным, считают «полифонистом», другие доказывают, что есть у него однозначность авторской позиции, «указующий перст». Пушкина одни считают религиозным поэтом, певцом христианских ценностей, другие объявляют склонным к кощунству атеистом.

И Высоцкий вызывает сходную разноголосицу интерпретаторов. Неизбежна была постановка вопроса об отношении поэта к религии, о преломлении в его творчестве христианских мотивов. Мне представляется в целом удачным подход к этой проблеме, явленный в работах Ольги Шилиной, вошедших в ее книгу ««Там все мы — люди…» В поэтическом мире Владимира Высоцкого» (2006). Итоговый вывод исследовательницы таков: «…Можно говорить об определенной динамике — движении к христианству, обусловленном поиском идеала, гармонии, истины, поиском веры как выхода и входа, как «двери», за которой «Вечность»…[20] Высоцкий как полифонист отразил в своей поэзии самые разные точки зрения на Абсолют, но вектор движения поэтической мысли у него в целом сориентирован на полюс Добра, на широко понимаемый христианский идеал. На эту тему еще предстоит много писать и спорить, но бесспорно, что Высоцкого никак нельзя считать художником, индифферентным к вопросу о вере и неверии.

Примечательно, что книга О. Шилиной не ограничивается прочтением наследия Высоцкого в духе христианского гуманизма, здесь есть и статья о связи поэта с традицией смеховой культуры, и сопоставление его с Зощенко, и любопытны наблюдения о перекличке сюжета одной из песен («Я полмира почти через злые бои…») с сюжетом знаменитого рассказа Андрея Платонова «Возвращение».

Многоцветный, объемный, полифонический мир Высоцкого сопротивляется однозначным, монологическим, плоским интерпретациям. Даже когда они предпринимаются с лучшими намерениями. Книга Якова Кормана «Художественный мир Владимира Высоцкого: ключ к подтексту» (2005) посвящена отношениям поэта с советской властью, раскрытию политических раздумий и аллюзий, содержащихся в песнях и стихах. Это важная сторона художественного сознания Высоцкого, она во многом обеспечивала контакт поэта с современниками и теперь сохраняет актуальность. Но автор почему-то решил, что «оппозиция я — власть» присутствует буквально в каждом сюжете, в каждой строке. В результате художественная универсальность поэзии Высоцкого, ее философская глубина оказались подменены плоской абстракцией.

Например, анализируется песня «Одна научная загадка, или Почему аборигены съели Кука». Веселая песня с серьезным нравственно-философским подтекстом. В сюжете воплощена вечная тема: личность и общество, герой и толпа. Человечество приносит в жертву лучших своих представителей: «Кука съели из большого уваженья» — тут не была бы натяжкой даже параллель с распятием (тем более что этот мотив присутствует в песне «О фатальных датах и цифрах»). Но что вычитывает здесь Я. Корман? «Мы полагаем, что в образе мореплавателя Кука представлен лирический герой Высоцкого, в образе дикарей — остальные люди, а вождь является образом власти»[21]. Такое применение термина «лирический герой» необычно для литературоведения. Непонятно, почему Кук — герой «лирический», а не эпический и не драматический. Зато не вызывает сомнения, что вождь символизирует власть (сами слова «вождь» и «власть» одного семантического ряда). Но далее интерпретатор убеждает нас в том, что власть эта — советская, для чего используется множество изощренных натяжек, доказывается, что не только Австралия, но и Новая Гвинея — «аллегория Советского Союза»[22].

Со времен стихотворения Гнедича «Перуанец к испанцу» и лермонтовской «Жалобы турка» любое описание жестоких нравов в экзотической стране легко прочитывалось как намек на российские порядки. Немудрено, что и Высоцкий оказался причастен к традиции вольной русской поэзии. Но разве перед нами всего лишь однозначная аллюзия? Разве люди прогрессивно-вольнодумной политической ориентации не обходятся порой со своим наиболее талантливым коллегой как дикари-людоеды, а потом «переживают, что съели Кука»? Судьба самого поэта подсказывает, что данный сюжет стоит видеть не только в политической, но и в этико-психологической плоскости. Отношения Высоцкого с товарищами по театру, со знакомыми литераторами также нашли отражение в сюжете этой песни.