Высоцкий

С годами все очевиднее становится неадекватность моралистических претензий к публикации таких документов. Общим местом стало цитирование эпистолярного высказывания Пушкина о потере записок Байрона с филиппикой по адресу «толпы»: «Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врете, подлецы: он и мал и мерзок — не так, как вы — иначе». Но даже авторитет Пушкина не может заменить исследователям биографии собственного разумения: утаивание фактических свидетельств отнюдь не всегда идет на пользу культуре. Высоцкий на страницах книги Золотухина предстает человеком сложным, страстным, ранимым, подверженным слабостям и недугам, но формула «мал и мерзок» к его облику решительно неприменима.

А простых и однозначных отношений у Высоцкого ни с кем и не было. Есть такое латинское выражение — «castis omnia casta». Переводится оно как «чистому всё чисто» или «для непорочного всё непорочно». Человек внутренне чистый, предъявляющий к себе более высокие требования, чем к другим, способен спокойно, без обывательской ухмылки посмотреть на «странности любви», на полигамное раздвоение мужской личности, на сложности отношений между отцом и оставленными им детьми… Все эти явления мы постоянно наблюдаем и в обыденной жизни обыкновенных людей. А когда речь идет о большом художнике, требуется особенно чистый взгляд, требуется понимание той высокой духовной драмы, что стоит за изгибами житейской биографии.

«Текст жизни» — такая терминологическая метафора возникла во второй половине двадцатого века. Текст жизни Высоцкого так же обширен, разнообразен и многолюден, как и его художественный мир. Мало кто из близких Высоцкому людей при его жизни имел полное представление о всем корпусе его стихотворных текстов. Точно так же и весь «текст жизни» не был ведом никому. Каждому досталось, говоря «высоцким» словечком, «по куску». Не всегда персонажи сложного биографического сюжета даже знали о существовании друг друга.

Один из таких персонажей, названный в книге Марины Влади только по имени — Давид, был «рассекречен» много лет спустя. Им оказался переводчик с итальянского Давид Карапетян, владевший большим и уникальным «куском» информации, но в течение двадцати лет хранивший молчание. В 2000 году в альманахе «Мир Высоцкого» появилась мемуарная подборка Д. Карапетяна «Рядом с Высоцким», а двумя годами позже вышла книга этого автора «Владимир Высоцкий. Между словом и славой».

Д. Карапетяну, как никому из мемуаристов, удалось схватить единство личности и творчества Высоцкого. Он еще в середине шестидесятых годов сумел увидеть в нем прежде всего оригинального и эстетически значимого поэта. Житейское поведение знаменитого друга Карапетян изображает и оценивает с учетом доминанты его личности. Прицельно и убедительно обрисованы отношения Высоцкого с Людмилой Абрамовой, Мариной Влади и с Татьяной Иваненко. Автор доносит до читателя известные ему подробности этих отношений, не сбиваясь на обывательское морализирование.

Особенную ценность представляет рассказ Карапетяна об их совместной с Высоцким поездке на дачу к Хрущеву. До появления этих мемуаров мы располагали лишь крайне расплывчатыми и неточными сведениями об этой поистине исторической встрече. Немало в книге важных штрихов, уточняющих наше представление о политической позиции Высоцкого и его взаимоотношениях с тогдашними вольнодумцами: «…Снобистское неприятие Высоцкого в кругу диссидентствующей интеллигенции тех лет было в порядке вещей. Внятность Высоцкого казалась им по недомыслию примитивностью, хотя она-то и была той самой «неслыханной простотой», к которой стремился Пастернак…»[25] Карапетян убедительно характеризует взгляд Высоцкого на «диссидентов-профессионалов»: «Володя считал их людьми излишне политизированными и не вполне свободными»[26].

Вместе с тем Высоцкий был органически не способен к какому бы то ни было компромиссу с властями. По праву близкого друга Карапетян задал ему вопрос на эту тему и получил чрезвычайно важный ответ: «Никогда этого не будет. Через это я уже проходил. Как-то написал я стихи под ноябрьские праздники. Хотел увидеть их напечатанными. Совсем плохи дела были тогда. Там и красные знамена были, и Ленин. Утром перечел — порвал и выбросил. Понял — это не для меня»[27].

Такого рода свидетельства — самый убедительный ответ и тем, кто пытается в спекулятивных целях объявить Высоцкого «советским», и тем, кто сводит его многозначное художественное «послание» к плоскому «антисоветизму».