После репетиции он выходит в обнимку с Таней — и вдруг Люся навстречу. Заплакала и убежала. Куда-то ведь обещал вместе с ней сходить сегодня — и забыл, как назло! Надо наводить порядок в своей жизни. Помочь Люсе с детьми, заработать на квартиру для себя. Пока для себя одного, а там посмотрим.
«Тартюф» у Любимова получается неинтересный. Не тот материал. Шеф хочет прикрыться плащом мировой классики и провести намек на лицемерие советской власти: мол, тартюфы сидят в Кремле и на Старой площади. Но у Мольера нет ничего для выставления наружу, для таганской броскости. Его можно только внутрь разворачивать, в том числе в самого себя. Кто из нас не бывал Тартюфом, кто не обвинял других в том, в чем сам повинен? А уж люди нашей профессии… Лицедей не может не быть лицемером. Ну и режиссер, извиняюсь, тоже.
Уже не получается уйти в работу, как в запой. В начале июля у Высоцкого пропадает голос. Почему? И не такие ведь перегрузки случались. Голос — он как человек, не любит бессмысленного напряжения. Наконец шестнадцатого числа сыгран последний Керенский в «Десяти днях» — и ждет нас Сибирь.
А Марина собирается в Москву. Сообщила по телефону, что записалась во французскую компартию, чтобы легче взаимодействовать с советскими конторами. У них все перевернуто: «левыми» называют коммунистов, они там считаются борцами за свободу. Студенческая революция бушует. А у нас здесь «левые» — это, наоборот, диссиденты, а «правые» сидят в райкомах. Абсурд какой-то… Ладно, выясним сначала личные отношения, а потом уже с политикой разберемся.
Рейс отложили часиков так на пять, а потом шесть часов лету до Красноярска (а там еще поездом километров триста, да еще автотранспортом до Выезжего Лога). В группе — Золотухин, Пырьева, Кокшенов, Кмит, Шпрингфельд… Приступили к застолью уже в аэропорту «Домодедово», продолжили на борту серебристого лайнера. Все, кроме Высоцкого. «Сегодня пьянка мне до лампочки», — кто-то весело цитирует от имени присутствующего здесь автора, за которого поступает предложение выпить.
А он тем временем думает о том, что через несколько дней предстоит как-то вырваться в Москву. Есть целых два дела — и оба главные.
С корабля — на бал, в ЦК КПСС, где у Высоцкого назначена важная встреча…
Здесь нам придется забежать вперед и обсудить с читателем имеющиеся на этот счет документальные свидетельства.
Сам Высоцкий год спустя, девятого июня 1969 года, напишет в высшую партийную инстанцию еще одно письмо, где будут такие слова: «После моего обращения в ЦК КПСС и беседы с товарищем Яковлевым, который выразил уверенность в том, что я напишу еще много хороших и нужных песен и принесу пользу этими песнями, в „Литературной газете“ появилась небольшая заметка, осуждавшая тон статьи в „Советской России“».
Какой «товарищ Яковлев» имеется в виду? Первым заместителем заведующего отделом пропаганды в тот момент был Александр Николаевич Яковлев, впоследствии легендарный «архитектор перестройки». Можно было предположить, что именно он принял Высоцкого летом 1968 года. К такому мнению какое-то время склонялся и автор настоящей книги. Однако в 2008 году, то есть через сорок лет после события, свои права на историческую роль предъявляет Борис Григорьевич Яковлев, работавший в ту пору инструктором отдела пропаганды — как раз в секторе газет. После того интервью, которое Б. Г. Яковлев дал журналисту Борису Кудрявову, один из блогеров подверг эту публикацию сомнению и рассказал о своей беседе с А. Н. Яковлевым, который «лично принимал ВВ после публикации статьи „О чем поет Высоцкий“». Согласно этому сообщению, А. Н. Яковлев, тогда почти не знавший песен Высоцкого, сдержанно поговорил с бардом минут двадцать-тридцать и «пообещал, что статей-„двойников“ в центральной прессе больше не будет». Примем во внимание и это свидетельство.
Однако в 2011 году выходит мемуарная книга Б. Г. Яковлева «Записки счастливого неудачника», где о встрече автора с Высоцким рассказано достаточно подробно. Факт этой встречи теперь уже не вызывает сомнения. Что же касается А. Н. Яковлева, то теоретически можно допустить, что он ненадолго принял Высоцкого, после чего направил его к своему однофамильцу и подчиненному. И вот через четыре десятилетия Б. Г. Яковлев воссоздает часовой разговор по памяти и «по старым записям».
Приведем некоторые выдержки из рассказа Б. Г. Яковлева, обращая внимание прежде всего на воспроизводимую мемуаристом речь Высоцкого.
«…Ближе к полудню легкий, но решительный стук в дверь. Я иду навстречу попавшему в беду именитому посетителю. Судя по внешним признакам, особого психологического напряжения этот невысокий, худощавого телосложения молодой человек в модной темно-серой куртке вроде бы не испытывает: как будто только и делал, что ходил в ЦК…