Тут поневоле задумываешься о тонкой стилистической разнице между индивидуальным языком Высоцкого и лицемерной советской риторикой. Высоцкий не избегает в своей речи высоких понятий, ему не чужд гражданский пафос. Но без приторности и болтливости. Андрей Синявский говорил о своих «стилистических разногласиях с советской властью». Высоцкий, в отличие от своего педагога, не был диссидентом, но свои стилистические разногласия с господствовавшим строем у него были. А за ними — непреодолимый конф- ликт искренности и притворства, правды и лжи.
Вернемся, однако, к рассказу Б. Г. Яковлева, к его итоговой части:
«Поскольку наша беседа приближается к финалу и надо определиться с решением, прошу Владимира Семеновича:
— А вы могли бы выступить в центральной печати с проблемной статьей или публицистическими заметками по поводу состояния современной советской песни? Думаю, это был бы самый подходящий случай не просто реабилитировать ваше доброе имя, но и поделиться с читателями и коллегами по „песенному цеху“ вашими весьма интересными соображениями. Что касается нас, то мы поможем найти для вас вполне достойное издание. Разумеется, о „Советской России“ речь не идет».
(Здесь мемуарист сообщает об имевшейся у него на этот счет договоренности с главным редактором «Комсомольской правды» Б. Д. Панкиным.)
Завершается рассказ следующими словами:
«Мы расстались с Владимиром Семеновичем, довольные друг другом и итогом встречи. Прощаясь, я сказал, что уверен: он напишет еще много хороших и нужных песен и принесет ими большую пользу своей стране. Эти слова Владимир Высоцкий процитирует потом в своем письме, адресованном руководству Министерства культуры СССР…
Так случилось, и тут уже была определенная вина самого Высоцкого, что он, попав в очередной житейский „штопор“, не смог написать в „Комсомолку“ обещанной статьи».
Да, просто идиллическая картина нарисована бывшим инструктором ЦК. Власть, оказывается, шла навстречу опальному барду, а он просто не сумел этим воспользоваться.
И все же ради объективности зададимся сорок с лишним лет спустя вопросом: почему Высоцкий не ухватился за возможность выступить в одной из самых массовых газет? Возможный ответ: для этого надо написать статью на «советском» языке. А Высоцкий если и немного владеет им, то только как материалом для пародирования, как объектом сатиры.
Нет, выбора Высоцкому не дано.
На личном фронте
Может, с французскими коммунистами полегче договориться будет? «Гостиница „Советская“? Еду!»
Марина с порога знакомит его с матерью, та смотрит на него с деликатным, но явным интересом: слышала, значит, про «Владимира, который поет». В номере уже есть какие-то посторонние, хочется от них отделаться, отделиться. Он властно обнимает ее, демонстративно не глядя на публику. «„Мое!“ — сказал Владимир грозно…» Пусть попробует еще кто-то предъявить претензии! Кончен бал, гостям пора разъезжаться.
На следующий день они отправляются в подмосковный пионерлагерь, куда Марина поместила своих сыновей с целью погрузить их в «абсолютно советскую среду». Знала бы она, где такая среда располагается! В лагере, да только не в пионерском. Мальчики нормальные, не противные, раскованные, в хорошем смысле, не по-советски. Выучили слова песни «Бал-маскарад» и довольно грамотно поют: «Глядь — две жены, — ну две Марины Влади!» (Напророчил себе, между прочим! Все время получается не меньше двух…)
Удалось наконец поговорить с глазу на глаз. Прочитал ей, не спел — еще нет мелодии, а именно прочитал начало новой вещи: