Знамением времени было активное участие преподавателей и выпускников академий в духовной журналистике, как в качестве авторов, так и в качестве издателей[325]
. Преподаватели академий получили возможность публикации результатов своих научных изысканий, а также мнений по поводу современных событий, проводимых и разрабатываемых реформ, проблем духовной школы и богословской науки[326]. Издатели – бывшие воспитанники академий – предприняли и публикацию лучших магистерских сочинений, хранящихся в академических архивах[327]. Это вырабатывало новые традиции, ставило вопрос о соответствии богословских работ современным научным требованиям и сравнении их с достижениями в смежных областях науки. Но академические журналы по-прежнему не окупались и не имели возможности поддержать своих авторов[328].Накануне реформы 1869 г. члены академических корпораций, подводя итоги развития богословской науки за истекшие 60 лет, выделяли ее новые черты: 1) введение исторического метода, 2) усиление критического направления, 3) стремление к более специальному изучению, выражавшееся как в дифференциации учебных курсов, так и в отдельных трудах академических ученых[329]
. Все эти черты лишь начали проявляться, не имели ясно выраженного развития, но за ними виделось будущее академической науки.Одной из главных проблем духовной школы, заявленных в обсуждениях начала 1860-х гг., была проблема преподавательских кадров, обострилась она и в самих академиях. Педагогическая стезя в духовном ведомстве становилась все более тяжелым уделом, общий дух перемен побуждал совершить эти перемены. Местная печать сообщала о массовых случаях ухода преподавателей из семинарий «в священники, а те, которые не хотят в духовное звание, идут в гражданскую службу, в домашние наставники, в литературу, короче сказать, куда только можно»[330]
. После обязательной отработки бывшие «академики» в большинстве своем искали работы более живой и перспективной. Число праздных вакансий увеличивалось, но замещать выпускниками академий их становилось все сложнее.К началу 1860-х гг. отмечался спад желания выпускников семинарий поступать в академии. Хотя в печати приводились чаще материальные причины непопулярности академий, более компетентные круги видели и иные проблемы: семинаристы, способные посвятить себя науке, нередко предпочитали университет академии[331]
. Университетский Устав 1863 г., разрешающий поступление в российские университеты выпускникам семинарий 6-го и даже 4-го класса, снизил число волонтеров в академии[332].Уходили наставники и из академий, хотя здесь ситуация была менее плачевна: несмотря на тяготы, сохранялась верность призванию возделывать и «неблагодарную почву»[333]
. Преподаватели пытались догнать науку, иностранные пособия, наскоро переведенные, не переработанные, а иногда и не до конца понятые самим преподавателем, грешили неясностями, смешением разных систем, а порой и неприемлемыми для Православия акцентами[334]. Что-то изменить пытались немногие, хотя ученое подвижничество преданных духовной науке титанов не было туне; большинство же, понимая, что многого сделать личными усилиями нельзя, раньше или позже подчинялись общему ритму, «не выбиваясь из прежней колеи»[335].В начале 1860-х гг. случаи уходов из академий участились, причем стало возможно поступление в светскую науку: Министерство народного просвещения разработало в начале 1862 г. программу стажировки выпускников и молодых преподавателей университетов за границей, с целью подготовки к профессорским кафедрам[336]
. Была предпринята попытка возобновить традицию «заимствования» кадров из духовной школы и использовать в этой кадрово-научной эпопее выпускников духовных академий, уже известных своими способностями[337].Насущной проблемой всех духовных школ, в том числе и академий, оставалась проблема финансовая. В 1865 г., в ожидании общих преобразований, было проведено некоторое повышение окладов служащих в духовно-учебных заведениях, в частности в академиях, из местных средств[338]
. Эта мера сняла напряжение, но местные средства не могли дать надежной определенности положения.