Высшая мера

— Хорошо, брат! — сказал наконец, покашлял и зачем-то оглянулся на Хельгу, словно хотел и от нее услышать подтверждение своим словам. — Мундир хороший. И жена у тебя хорошая, брат. И квартира. И рисуешь хорошо — мне господин Ортлиб журнал показывал. А в родную деревню не заглядываешь. Зазнался, да? — Ганс засмеялся. Смех у него получился какой-то жиденький, подхалимский, не понравившийся Максу. Обычно Ганс смеялся редко, но если уж смеялся, то громко, враскат, рот нараспашку.

— Что-то ты, право, не то говоришь, Ганс, — нахмурился Макс. — Я сейчас и дома-то не бываю… Время такое.

— Это правда, брат, правда, — закивал тот поспешно, точно вдруг спохватившись, что и впрямь наговорил лишнего. После замкнулся и на вопросы Макса отвечал односложно, слова выдавливал с трудом, словно застывшую пасту из тюбика.

Хельга приготовила им кофе, бутерброды. Вопросительно глянув на Макса, выставила графинчик с можжевеловой настойкой.

Ганс следил за ее приготовлениями, задерживал взгляд на талии: невестка была беременна, заметно. Глаза его потеплели: у него, Ганса Рихтера, будет племянник. Или племянница. Лучше — племянник, чтоб фамилия не умерла. Впрочем, когда у самого никого нет, то спасибо и за племянницу.

Осторожно покачался в кресле, опробуя его мягкость, снова оглядел комнату, портреты, мебель, картины и рисунки на стенах. Откашлялся в ладонь, проглотил слюну.

— Хорошо! Много, наверное, зарабатываешь, брат? А?

— Несколько меньше доктора Геббельса, — с иронической улыбкой ответила вместо Макса Хельга. — Позавчера Макс ужинал у доктора, так говорит, подавалась черная и кетовая икра. Нам пока не по карману такие яства.

Макс понял, что жена решила окончательно «убить» простоватого, неотесанного гостя из деревни. Ему не понравилось ее неприкрытое хвастовство: дескать, знай наших!

— Хельга, дорогая…

Ганс перебил его придавленным, свистящим шепотом:

— Ты… ужинал… у доктора Геббельса?!

— Ну ужинал, чего ж, право, особенного? — Макс осуждающе взглянул на Хельгу.

Ганс тоже посмотрел на нее, на него, опять на невестку. И повторял потрясенно:

— Мой брат… с доктором Геббельсом!..

— Ну, право, Ганс… Давай-ка за встречу…

Ганс взял наполненную рюмку, но вроде как и не видел ее, погрузившись в свою потрясенность, в свое ликование:

— С самим Геббельсом… Мой брат. Как вот мы с тобой? Здесь ты, здесь — он?

Хельга рассмеялась и ушла в спальню. Засмеялся и Макс. Очень уж смешон был Ганс в эту минуту. Понял это и сам Ганс, его старообразное лицо помрачнело, он без настроения чокнулся с Максом и выпил настойку, как микстуру. Только что не сплюнул.

Но скоро спали с Ганса робость и скованность, и он стал разговорчивым, натуральным грубовато-веселым кляйнвальдцем. Сообщил наконец, что приехал в Берлин за трактором. Решил купить в кредит небольшой трактор, к примеру такой, на каком уехал Антон Штамм. «Геркулесом» называется.

— Как думаешь, брат, гусь поможет?

— Гусь? Какой гусь? Где?

— Ну, понимаешь, если я там… в презент копченого гуся. Чтоб трактор без задержки…

Макс рассмеялся:

— Право, не знаю, Ганс! В этих делах я невежда… Хотя гусь — неплохой подарок по нынешним временам.

— Конечно, брат. Сейчас и у нас, скажу по секрету, не попируешь. Куры, гуси, утки, овцы и свиньи взяты на учет, у всякой скотины свой номерок… То бургомистр, то сам господин Ортлиб проходят по дворам, пересчитывают. Строго, брат.

— А как же ты гуся забил?

— Ну это же известно! Одного господину Ортлибу подарил, другого для себя… Так разрешается. А без спроса — строго…

— Кто у тебя на тракторе будет работать? Или сам научился?

— Найдется кому! — Ганс придвинулся к Максу, точно боялся, что услышит Хельга, гладившая в спальне белье. — Слушай, брат, а вы не того? Не подшутили насчет ужина у доктора Геббельса? А?

— Да нет же, Ганс! Ну, право…

И тогда Ганс похвалился:

— Знаешь, брат, я ведь тоже в люди вышел… Почет, уважение. Сам господин Ортлиб всегда за руку…

Он значительно помолчал, как и подобает уважаемому человеку, с которым здоровается за руку сам Фриц Ортлиб, партийный фюрер селения. Потом сообщил еще новость:

— Знаешь, работниками обзавелся. Двух восточных девок взял. Одна из них дома, в России, работала трактористкой.

— Ты? Купил девушек? Я, право, не понимаю.

Ганс захохотал, как хохотал в лучшие минуты жизни. Удивление брата показалось ему наивным и нелепым.

— Хельга, ты тоже не знаешь, что работника можно купить за считанные монеты?! Живете в столице, а ничего не знаете! Мужчин, правда, неохотно уступают бауэрам. Мужчины нужны военной промышленности, заводам да фабрикам. А я, брат, и не горюю, считаю, что даже выгадал. Едят женщины меньше, а работают не хуже мужчин, если уметь заставить или общий язык найти… Ты же помнишь, в ту войну я на русском фронте воевал, немного изучил русских, язык их понимаю. Знаешь, как мои батрачки обрадовались, когда я заговорил с ними по-ихнему…

В спальне Хельга резко звякнула утюгом о подставку. Вышла к мужчинам. Ноздри ее раздувались.