Соратники превосходно знали привычки друг друга. Думая при случае один о другом, они, против воли, часто проводили параллели между нынешними поступками того или иного и прежними его занятиями и повадками. Наделенный неплохой фантазией, в душе называвший себя величайшим выдумщиком, Геббельс в мыслях нередко видел Гитлера с кисточкой и красками, рисующим поздравительные открытки по заказу дрянного издателя. Фон Риббентроп представлялся в винной лавке, за стойкой, с мокрым клеенчатым фартуком на животе. Стоит себе, глубокомысленно споласкивает в ванночке стаканы, с недоливом нацеживает жаждущим вина и пива… Гиммлер был владельцем птицефермы.
В трубке возникло посапывание и затем сдержанное:
— Слушаю!
— Рад слышать ваш голос, Генрих… Дорогой мой, жена моя жалуется на какие-то слухи обо мне. Я недоволен работой гестапо, которое не может оградить от сплетен… О, Генрих! Любите вы о своей сети говорить, а ведь даже самая густая сеть, дорогой мой, состоит главным образом из дырок… Что? Насчет стихотворения? Да, я не забыл, Генрих, я помню. Ищем, сличаем, изучаем…
Голос Геббельса стал несколько мягче, потому что речь зашла о невыясненном авторе антинацистского стиха, и тут Гиммлер не без злорадства подкалывал: «Из вашей братии, Йозеф, помогите найти! Или своих плохо знаете? Щупайте, доктор, щупайте, писаку нужно непременно нащупать!» Своим «щупайте-щупайте» Гиммлер каждый раз выводил Геббельса из себя, и ему с трудом удавалось сдерживаться, чтобы не сказать сопящему Генриху неких обидных слов о несушках и их хозяине.
Геббельс не опустил, а бросил трубку, словно она была виновата и в том, что по Берлину ползут сплетни об его альковных шашнях, и в том, что до сих пор не найден анонимный поэт. Это раздражало, но не пугало Геббельса, особенно любовные штучки — фюрер терпимо относился к маленьким слабостям своих соратников. Но Магда!.. Магда неугомонна: Йозеф Геббельс, шеф пропаганды, человек, перед которым трепещут таланты с мировым именем, он должен принадлежать ей, только одной ей — не ирония ли это судьбы?! Ох, Магда! Ну, Магда!..
Геббельс взял из стола фотографию юной актрисы, покривил улыбкой рот: да, эти две ночи он провел с ней, милашка была неопытна, но далеко не наивна. Правда, вначале смущалась и трепетала, как Венера, у которой амур развязывает пояс, зато потом… Сегодня он должен переговорить насчет нее с Лени Рифеншталь, она как раз запускает новый фильм, пусть даст девчонке какую-нибудь роль…
Он кинул фотокарточку в стол и задвинул ящик. Улыбаясь, потер руки: хорошая штука жизнь! Остановился возле огромного глобуса. Крутнул его, как шкивок швейной машины, и притормозил. Глаза обласкали Россию, даже ладонью провел слева направо — от Бреста, через Москву, до пустот Сибири. Так оглаживают большого связанного зверя, с которого предстоит снять шкуру ради ценного меха. Вспомнилось, сколько хитроумных уловок пустили в ход и фюрер, и Риббентроп, и он, Геббельс, чтобы убедить Молотова и его делегацию в том, что Германия свято соблюдает условия договора с Россией, в том, что на своих западных границах русские имеют самого надежного соседа. Но убедить, кажется, не совсем удалось: Молотов оказался упрямым, как и все русские. Своим упрямством он вывел из себя фюрера, кислым ходил Риббентроп. Да и ему, Геббельсу, почти нечего было давать в газетах о визите русского флегматика в старомодном пенсне: слишком ничтожны результаты переговоров! Когда Молотов уехал, фюрер сказал многозначительно: «Йозеф, вы должны убедить русских в нашем миролюбии. Вам поручается величайший акт воздействия на общественное мнение!..» Сказал и несколько дней спустя с легким сердцем утвердил директиву № 21, которую назвали «планом Барбаросса», по имени императора Священной Римской империи Фридриха Барбароссы, одного из вдохновителей и руководителей третьего крестового похода против мусульман, за освобождение «гроба господня». «Надеюсь, мы будем лучшими пловцами, чем он», — проворчал толстый Герман, намекая на то, что во время крестового похода Барбаросса утонул в реке. «У него не было ваших самолетов, Герман!» — с улыбкой ответил Герингу фюрер.
Директива предписывает германским войскам сокрушить Советскую Россию в быстротечной кампании. Фюрер, безусловно, прав, говоря, что он не может бросить все силы против Англии, пока за его спиной маршируют русские. Да пока что и нет смысла, по словам фюрера, громить Англию в военном отношении, ибо если Британская империя и распадется под германскими ударами, то плоды победы достанутся Японии, Америке и другим государствам. В первую очередь надо сокрушить Россию.