ВЫСШАЯ СТЕПЕНЬ ПРЕДАННОСТИ. Правда, ложь и руководство

Пока ждал в дверях, я болтал с двумя стюардами, незаметно оглядываясь по сторонам в поисках остальных гостей президентского ужина. Стюарды были афроамериканцами близкого к моему возраста, и проработали в Белом доме около десяти лет. Каждый из них был под два метра, и ещё оба служили на подводных лодках во время своей действительной службы. Естественно, разговор зашёл о габаритной высоте проёмов на подводных лодках, и один из них сообщил, что длина коек была метр девяносто, что в точности соответствовало его росту. Посмеиваясь, мы согласились, что подводная лодка не для меня. Стоя у входа в Зелёный зал, пока мы продолжали ждать и болтать, я увидел его — стол, безошибочно накрытый для двоих. Одно место было помечено карточкой с каллиграфической надписью «Директор Коми». По-видимому, другое место предназначалось президенту. Мне было очень не по себе, и не только потому, что мне не нравилась идея в третий раз обсуждать русских проституток.

Президент появился в назначенное время, в 18:30. Скоро последовали комплименты. Увидев меня, уже стоящим в дверях, он сказал: «Мне это нравится. Мне нравятся люди, которые не опаздывают. Я думаю, руководитель никогда не должен опаздывать».

На нём был привычный темно-синий костюм, белая рубашка и слишком длинный красный галстук. Он совсем ничего не сказал стюардам. Он указал мне на стол, который был шириной примерно полтора метра, и размещён прямо под декоративной люстрой в центре прямоугольной комнаты.

Как следует из названия, стены Зелёного зала покрыты шёлковой тканью этого цвета. Позже я прочёл, что Джон Адамс использовал её в качестве спальни, а Томас Джефферсон сделал её столовой, но с тех пор президенты использовали её в качестве гостиной. Тем вечером мебель убрали в пользу нашего небольшого обеденного столика. За правым плечом президента я видел одну из двух стоявших по обеим сторонам камина статуэток, державших на своих головах каминные полки из белого мрамора, что выглядело очень больно.

Я обнаружил на своей тарелке большую бежевую карточку, на которой курсивом было написано всё меню из четырёх блюд. Салат, жареные креветки, цыплёнок в пармезане с пастой и ванильное мороженое. Президент начал с любования своей собственной карточкой меню, которую держал в руках.

— Они каждый раз от руки пишут всё это, — восхитился он, говоря о персонале Белого дома.

— Каллиграф, — кивнув, согласился я.

У него был недоуменный вид. «Они пишут его от руки», — повторил он.

В какой-то момент в самом начале, может, когда стюарды принесли креветок, Трамп спросил напрямик: «Итак, что ты хочешь делать?». Это был странный вопрос, который я сперва не совсем понял, но, не дожидаясь ответа, он пустился в монолог, ясно давая понять, что он имел в виду: хотел ли я сохранить свой пост.

Он сказал, что множество людей хотят быть директором ФБР, но что он очень высокого мнения обо мне. Он сказал, что слышал обо мне много хорошего, и знает, что люди в ФБР тоже очень высокого мнения обо мне. Он сказал, что, несмотря на это, он поймёт, если я захочу «уйти», учитывая всё, через что я прошёл, хотя затем упомянул, что для меня лично это было бы плохо, потому что выглядело бы так, словно я сделал что-то неправильно. Он закончил, сказав, что знает, что мог бы «что-то поменять в ФБР», если бы захотел, но хочет знать, что я думаю.

Теперь мне стало совершенно ясно, что происходит. Организация ужина, как подбор блюд, так и притворство Трампа, что он не просил уже неоднократно меня остаться, убедила меня, что это была попытка установить патронажные отношения. Вероятно, кто-то сказал ему, а может это просто случайно пришло ему в голову, что он «просто так дал» мне эту должность, и что ему нужно получить что-то взамен. Это лишь добавило странности впечатлению. Президент Соединённых Штатов пригласил меня на ужин, и решил, что моя гарантия занятости входила в меню.

Я ответил, что согласен, что он в любой момент, как пожелает, может уволить директора ФБР, но что я хотел бы остаться и заниматься работой, которую люблю и считаю, что делаю хорошо. Я сказал, что не ожидал вернуться в правительство, но считал эту работу чрезвычайно полезной, и хотел бы отбыть свой срок. Чувствуя, что ему от меня нужно больше, я добавил, что он может положиться на мою «надёжность» в одном определённом смысле. Не в том смысле, как иногда этот термин используют политики — как «надёжный» голос для одной команды. Я сказал, что он может рассчитывать, что я всегда скажу ему правду.