ВЫСШАЯ СТЕПЕНЬ ПРЕДАННОСТИ. Правда, ложь и руководство

— Я знаю тебя с девятнадцати лет. Ты тот, кто ты есть, это то, что ты любишь. Так что иди туда и делай всё, что можешь.

Затем она сделала паузу и добавила: «Но всё равно они не выберут тебя». Ей нравился Президент Обама, и она голосовала за него, но всё равно считала, что это просто учения. Позже она призналась, что ей просто не хотелось, чтобы я годами ходил с грустным лицом, рассказывая о том, как могло бы всё быть. Она, как и я, сомневалась, что он выберет кого-то, работавшего в администрации Буша.

После предварительных собеседований с его персоналом, я встретился с Президентом Обамой в Овальном кабинете. Он сидел в том же положении, что и всегда Президент Буш — в кресле, спиной к камину, с ближней к дедушкиным часам стороны. Я сел на диван слева от него, на ближнюю к нему подушку. К нам присоединилась советник Белого дома Кэти Руммлер, севшая напротив меня.

Я никогда раньше не встречался с Президентом Обамой, и меня поразили две вещи: насколько более худощавым он оказался наяву, и его способность концентрироваться. Пока мы с Руммлер стояли снаружи Овального кабинета, ожидая начала встречи, я видел, как президент стоял у своего стола, держа телефонную трубку. Кэти сказала, что он беседует с губернатором Оклахомы о пронёсшихся по штату исторических торнадо, убивших две дюжины и ранивших сотни людей. Обама повесил трубку, махнул мне зайти в комнату, коротко рассказал об ужасной трагедии в Оклахоме, а затем перешёл полностью к новой теме — ФБР.

Президент был почти печален, объясняя, почему так серьёзно относился к выбору директора ФБР. «В некотором смысле, оно и Верховный Суд — два самых важных решения в отношении персонала, которые принимает президент, так как я выбираю будущее», — сказал он. — «Ты будешь здесь, когда я уйду». Он сказал, что считает подобное длительное пребывание большой ценностью, и надеется, что если я буду директором, то смогу помогать новому президенту. К примеру, он сказал, что его подталкивали к принятию военных решений, как нового и неопытного президента, и под огромным давлением со стороны военного руководства. Хоть и не сказав этого, казалось, он выражал сожаление, что в то время у него в окружении не было опытного советника, в котором он нуждался. Он считал, что хорошо, что я буду рядом, чтобы помочь будущему, возможно, столь же неопытному лидеру лучше думать при принятии решений, касающихся национальной безопасности.

Мы говорили о естественном противоречии между необходимостью расследовать утечки секретной информации и необходимостью обеспечивать свободу прессы. В тот момент в новостях много говорили о недавних усилиях Министерства юстиции расследовать случаи утечки, и пресса нападала на, как утверждалось, «карательные меры администрации Обамы». Мы не обсуждали конкретные случаи, но я поделился своей точкой зрения, что баланса можно достичь благодаря продуманному руководству; просто было бы неразумно говорить, что следователи никогда не будут запрашивать информацию у журналистов, и было бы преувеличением сказать, что у нас не может быть свободной прессы, если мы станем расследовать утечки. Мы могли одновременно защищать свободу прессы и секретную информацию.

Что больше всего меня удивило — и в тот момент привело к пониманию, что Патрис, скорее всего, ошибалась, что это было пустой тратой времени — так это то, как президент видел работу ФБР. Оказывается, у него было другое представление о директоре ФБР, чем у меня или большинства однопартийцев. Он сказал: «Мне не нужна помощь ФБР в вопросах политики. Мне нужна компетентность и независимость. Мне нужно спать ночью, зная, что это место хорошо управляется, и американский народ защищён». Вопреки моим предположениям, тот факт, что я политически от него не зависел, действительно мог сыграть в мою пользу.

Я ответил, что вижу это так же. ФБР должно быть независимым, и полностью отделено от политики, что и был призван обеспечить десятилетний срок для директора.

После встречи с Президентом Обамой, я позвонил Патрис с язвительным комментарием: «Твоя вера в их недальновидность может оказаться несоответствующей действительности». Довольный своим разговором с Обамой, я согласился на выдвижение, когда его предложили. Моя семья останется в Коннектикуте ещё на два года, чтобы закончить все свои дела, но я был полон решимости служить директором ФБР вплоть до 2023 года. Что, интересно, могло бы этому помешать?

* * *