Высшая ценность

Семен, Ромка, Виталий, Митяй, Руслан… Я мог позвонить любому из них. Объяснить сложившуюся ситуацию. Просить помощи. И, быть может, кто-нибудь из них мне и поверит… Но мог ли я доверять им? Сейчас, когда на кону стоит весь мир, когда меньше чем через два дня грядет новый День Гнева, когда в опасности жизнь Ирины, мог ли я доверять им?

Просить о помощи шефа? Пусть раньше он в меру своих сил и пытался прикрывать мою задницу от церкви, но сейчас, после того как он видел тьму в моих глазах, после того как на моих глазах он пытался звонить по трем девяткам, после удара по затылку… Бесполезно.

Капитан Дмитриев с третьего юго-восточного поста? В прошлом году я спас ему жизнь, когда во время очередной атаки периметра на пулеметную вышку запрыгнул вампир. На память о том дне у меня остались два рваных шрама на плече, а у тогдашнего лейтенанта Дмитриева — дыра между зубами. Я мог бы просить его вернуть долг, но это значило бы не только разрушить ему жизнь и карьеру, но еще и заставить глубоко почитающего Господа человека предать свою веру. И я не был уверен, что он согласится. Но и обвинять его не мог. В конце концов, дело спасения души всегда превыше спасения тела.

Об остальных нечего было даже и думать. Сосед Женька, с которым мы когда-то вместе учились, но вот уже три года не обмолвились ни словечком, довольствуясь при редких случайных встречах одними только молчаливыми рукопожатиями. Виктор Викторович — инструктор рукопашного боя, списанный из рядов нашей поголовно выпивающей армии за исключительное даже по армейским меркам пьянство. Редкие и случайные знакомые, в большинстве своем не имеющие ни малейшего понятия о том, с какой стороны надо браться за пистолет.

Нет. Все это бесполезно. Фактически есть только один человек, которому я сейчас могу доверять. Только один…

Я встал. Еще раз пнул завертевшуюся на месте бутылку. И, перейдя на бег, нырнул в затянутый полумраком узкий переулок.

* * *

Темный, не затронутый ни единым пятнышком света силуэт старой кирпичной пятиэтажки выглядел совершенно обычно. Ничего необычного я не заметил. Засады тоже не чувствовал… Впрочем, что это за засада такая, если ее чувствуешь с ходу?

На всякий случай я все же обошел дом вокруг. Прислушался. Принюхался. Присмотрелся. Нет. Ничего необычного. Обычные звуки спящей мертвым сном околопериметральной зоны, вездесущий запах помойки и ползущие в лунном свете тени.

Напротив темного провала подъезда все еще тлели угольки костра. Там же, завернувшись в старый потертый плащ, дремал известный мне любитель домашних животных. Судя по всему, прошедший сегодня ночью дождь его нимало не беспокоил и всякой крыше над головой он предпочитал костер и вот этот драный плащ.

Я прокрался мимо и, держа на всякий случай руку неподалеку от заткнутого за ремень пистолета, вошел в непроглядную тьму подъезда. Внутри действительно было темно. Отсутствие электричества в этом районе вкупе с заколоченными фанерой окнами света не добавляли, и потому идти приходилось практически на ощупь.

По скрипучей деревянной лестнице я поднялся на чердак. Толкнул то нечто, что должно было, по-видимому, являться дверью. Остановился, бессильно тараща глаза во тьму, и позвал шепотом:

— Эй, есть кто-нибудь дома?.. Иван?.. Молчание.

— Хмырь, это я. Ты здесь?

После давящей тишины тихий щелчок зажигалки показался мне громом небесным. Я вздрогнул и с трудом подавил желание выдернуть из-за пояса пистолет. Маленький танцующий огонек вырвал из мрака зыбкие очертания ближайших предметов, высветил хмурое человеческое лицо и холодно блеснул на практически упершемся мне в грудь двуствольном обрезе. Пальцы Хмыря неподвижно застыли на курках.

— Хух… — только и сказал я, инстинктивно прикидывая, в какую сторону легче всего будет падать.

Обрез опустился и исчез в комьях старого тряпья, заменяющих бывшему инквизитору постель. Огонек зажигалки на мгновение коснулся тотчас же зардевшегося фитилька свечи и угас.

— Ну и какого, спрашивается, черта ты приперся сюда посреди ночи?

Не обращая внимания на недовольное лицо Хмыря, я невозмутимо плюхнулся в кресло:

— И я тоже рад тебя видеть, Иван. Некоторое время он хмуро смотрел на меня. Потом встал. Почесал живот.

— Молодец, — буркнул он. — Уел меня все-таки… А теперь брысь с моего места. Вон, сядь на стул.

Я пожал плечами и подчинился. Хмырь занял свое любимое кресло и с ходу же вытащил откуда-то полупустую бутылку, в которой тяжело плескалась какая-то мутная жидкость.

— Выпить хочешь?

— Что-то я никак не пойму, с чего ты все время пытаешься меня споить… Не буду.

Хмырь долго смотрел на меня, не говоря ни слова. Потом хмыкнул. Пожал плечами. И, подбросив бутылку, на лету перехватил ее за горлышко, чтобы швырнуть в ближайшую стену. Жалобный звон, и на пол посыпались мокрые осколки.

— Ладно. Ты прав, дурная была мысль… Излагай, зачем пришел. Только покороче, желательно в двух словах.

Я глубоко вдохнул пахнувший просачивающейся через распахнутое чердачное окно свежестью воздух и рассказал. В двух словах:

— Ирину арестовали.

Хмырь недоверчиво мигнул. Опустил глаза.