— Что происходит? — спрашиваю я с растущей паникой.
Смотря вниз, он качает головой и затем притягивает меня в крепкие объятия.
И теперь я до смерти напугана.
— Пик, что такое? Ты пугаешь меня.
— Мне очень жаль, — произносит он, и я понимаю, что все плохо. Он говорит такое только тогда, когда происходит что-то ужасное. Он не отпускает меня из объятий, мы стоим, крепко обнимая друг друга.
Убирая руки с моего тела, он берет в ладони мои щеки, будто вынимая нож, и наносит словами удар в самое сердце.
— С тобой все будет в порядке, Элизабет.
Все мое тело трясется, а голос дрожит в смятении:
— О чем ты?
Прижимая его лоб к моему, я мертвой хваткой хватаюсь за его запястья, когда он говорит:
— Я переезжаю.
Этими двумя словами он просто выкачивает весь воздух из моих легких, и я замираю, энергично качая головой.
— Я должен уехать. Они поместят меня в интернат.
— Нет.
— Мне очень жаль, — мучительно выдыхает он.
— Нет, — мои слова — отчаянная мольба.
Пик целует меня в лоб, и я кричу:
— Нет! — пока его спина дрожит под моей рукой. — Нет!
— Все кончено. Видимо, Карл позвонил им. Он хочет, чтобы я уехал.
— Не уходи. Ты не можешь.
— У меня нет выбора, — говорит он, и когда он отстраняется, я вижу страх в его глазах, и я понимаю, что это из-за меня. Мы оба понимаем, что будет происходить здесь без него. Я останусь наедине с Карлом, и он будет делать со мной все, что пожелает.
— Ты не можешь оставить меня здесь. Не можешь оставить меня с ним, — я отчаянно умоляю.
Он делает шаг назад, схватившись руками за волосы, и шипит сквозь стиснутые зубы:
— Бл*дь.
Он расхаживает, пока я, шокированная, стою и плачу. В конце концов, он возвращается ко мне и заверяет:
— Четырнадцатилетие по-прежнему станет твоим лучшим годом. Твой папа не сможет прийти за тобой, но я смогу.
— Не делай этого, — говорю я. — Не смей давать мне надежду.
Его глаза тлеют, как угли, когда он произносит:
— Я клянусь. Я подарю тебе сказку. Дай мне время. Я вернусь за тобой.
— На год? Пик, не оставляй меня с ним на целый год!
— Мы не можем убежать сейчас. Подумай об этом, если мы вдвоем пропадем — это слишком рискованно. Но если одна ты, мы сможем исчезнуть. Меньше чем через год ты будешь свободна. Один единственный год, ты можешь пережить это, — он говорит, пока я реву, боясь, на что будет похожа жизнь без него. — Ты такая чертовски сильная, — утверждает он. — Я вернусь за тобой.
Я обнимаю его за шею и продолжаю умолять не покидать меня. Я напугана, что никогда больше не увижу его вновь, моего единственного друга, мою единственную семью — моего брата. Кто защитит меня?
— Мне надо собрать сумку, — шепчет он.
— Прямо сейчас?
— Мой соцработник внизу ждет меня.
— О боже мой, — бормочу я. Я не могу поверить, что это происходит. Мое сердце, будто разрушительная сила внутри груди, отбирает мою жалкую жизнь. Я бреду к кровати Пика и сажусь, хватаюсь за матрас двумя руками и наблюдаю, как он засовывает одежду в сумку. Слезы свободно текут потоком из глаз. Я потеряла своего папу, веря, что увижу его вновь, а теперь я теряю Пика, осознавая, что жизнь ничего не гарантирует тебе, независимо от того, как бы сильно ты не хотела.
Как только он застегивает сумку, он встает на колени передо мной и кладет свои руки на мои коленки. Он — размытое пятно, которое едва видно сквозь разделяющие нас слезы.
— Ты — все, что у меня есть, — произносит он. — Я не потеряю тебя, а ты не потеряешь меня.
— Пожалуйста, — это неопределенная просьба о чем-то, и не о чем на самом деле.
— Мне нужно, чтобы ты послушала меня, хорошо? — большим пальцем он стирает слезы с моих глаз. — На самом деле послушала.
Я киваю.
— Я с тобой, — заверяет он. — Когда ты в коморке — я с тобой. Когда ты в подвале — я с тобой. Я всегда с тобой, договорились? Но мне нужно, чтобы ты пообещала мне кое-что. Мне нужно, чтобы ты пообещала, что отстранишься от действительности. Возьмешь и отключишь эмоции. Он не причинит тебе боль, если ты не будешь чувствовать. Люди, которые причиняют нам боль в жизни — это те, к которым мы позволяем себе что-то чувствовать.