Выстрел на Большой Морской

— Вы чего надулись? — обиделся Лыков. — Фамилия офицера — Дубяго. Тот ещё гусь… Но, по справкам, гусь этот добыл где-то на сто восемьдесят тысяч «красноярок»[36], а сбыть не умеет. У меня же на Москве большие знакомства между староверами; я у них одно время служил… по секретной части. Блюстители истинной веры такие вещи любят, их мёдом не корми — дай фальшивый банкнот обернуть. Можно всю сумму разместить за половинную стоимость; из них десять процентов мои. Приличный лаж получается!

— Теперь понятно, — усмехнулся Сохатый. — Нужда заставит и калачи есть! Не слыхал я, чтобы Дубяга «красноярками» занимался, но на него похоже. Это, брат, такая птица, что за деньги на всё готов.

— Встречался с ним?

— Пару раз гуторили. Яманный[37] он какой-то. Я бы с ним на одном поле гадить не сел. Сердце с перцем, душа с чесноком; сатане в дядьки годится. Поосторожней там!

— За девять тысяч я готов потерпеть его характер. А ежели обмануть попробует, я его в порошок сотру, вместе с колбасником.

— Он сотрёт! — одобрительно подтвердил Осипов, обращаясь к Коблу. — Ладно, Алексей, помогу я тебе найти этого гуся лапчатого. Будто бы, он сейчас в Москве; а другие говорили, что здесь, но скрывается. Нашкодил и боится, что его в розыск объявят. Доподлинно знаю, что он выправлял себе и колбаснику своему новые «малашки»[38].

— На какие имена? Можно тогда через Адресную экспедицию найти.

— Ну ты спросил! Такого никто не скажет. Деньги-то заплачены немалые, и сохранение тайны входит в прейскурант.

— И как же ты мне его тогда сыщешь?

— Ежели он в Питере, то сыщу, а как — не твоя забота. А вот ежели уехал, то извини.

— Лады! После расплаты, и если он согласится на мой лаж, «большая» с меня. Я снимаю квартиру под своим именем на Шпалерной, угол Воскресенского переулка. 38-й дом, по 9-й лестнице 30-я квартира. Можно оставить записку у дворника.

Договор решили скрепить ещё одним штофом. Пока Большой Сохатый заказывал, Алексей отлучился в ретирадное. Уже возвращаясь, он неожиданно приметил за столом у выхода подозрительного субъекта. Одетый недорогим франтом, тот пил чай с баранками и лениво перелистывал «Голос». По правую руку от него, рядом с фуражкой, лежал виксатиновый[39] башлык. В человеке было что-то поддельное, не настоящее. Похоже, что это агент сыскной полиции, и следит он за их компанией!

Лыков вернулся за свой стол, махнул рюмку водки, улыбнулся своим собеседникам и спросил, понизив голос:

— Ребята, а кто из вас сыщика привёл?

У «ребят» вытянулись лица.

— Где? — хором спросили они шёпотом.

— Возле входа, у окна, с газеткой. Только пяльтесь аккуратно, не то заметит.

Уголовные осторожно скосили глаза и некоторое время внимательно разглядывали субъекта у двери. Потом Большой Сохатый спросил:

— Алексей Николаич, а почему ты решил, что это «вода»?[40] По мне, так заурядный стрюцкий[41].

— Ты его ногтей не видишь. И потом, башлык.

— Что ногти и что башлык?

— У такого типа людей, роль которого он сейчас играет, под ногтями всегда грязь. Не замечал? Забыл он про ногти, когда гримировался… А виксатиновые башлыки на Гороховой с осени выдают агентам наружного наблюдения. Пора знать такие вещи, Рафаил Макарыч. Ты, что ли, в разработке?

— Хгм… Позавчера мы почистили Никольские склады Казухинской биржевой артели. На шесть «больших» смушки[42] вынесли.

— Крови не было?

— А куда прикажешь деваться? Сторож попался такой голопуз бескишечный, что решил артельное добро защищать. Бывший солдат. Подумал, что он на Шипке, а мы турки…

— Эх, Рафаил Макарыч! Надо отсюда плейту давать[43]. Я только от дяди вышел, кое-как отначился, все деньги отдал. Наново мне садиться нельзя. Тебе, полагаю, тоже в «город Катаев»[44] неохота.

— Ох, неохота. Но как убираться-то? Легавые по одному не ходят.

— Не ходят. Второй на улице стоит, а третий у чёрного хода. Если сыскные на тебя за солдата обиделись, там их целый отряд.

— Товарищи, вы меня в ваши дела не впутывайте! — горячо зашептал Кобёл. — Я чистый, на мне ничего нету; а тут за чужую похмель в каторгу угодишь!

— Цыц, мелочь! — сверкнул глазами Осипов. — Не до тебя сейчас. Будем прорываться хоть с боем.

— Ты, Рафаил, парня не губи, — осадил «ивана» Лыков. — Тут голова в ставку идёт. Он пусть линяет, но при этом ещё и нам подсобит.

— Как это?

— Послушай меня и не кипятись. Будешь горячку пороть, только хуже выйдет. А ты, Кобёл, сейчас вставай, попрощайся с нами и спокойно выходи на улицу. Как порог переступишь, сделай шагов с десяток — и вдруг побеги! Двое за тобой следом кинутся — их уже меньше останется. Пока там суматоха будет, мы через второй ход драпанём.

— А этого куда? — Кобёл скосил глаза на сыщика у входа.

— Этому я сейчас кишки на локоть намотаю! — угрожающе просипел Большой Сохатый и незаметно показал большой нож, засунутый в потайной внутренний карман.

«А ведь и впрямь зарежет, ему терять нечего», — испугался за коллегу Алексей, и жёстко оборвал бандита: