Выстрел Собянской княжны

— Абсурд! — не сдержавшись, воскликнул Кричевский. — Нонсенс, простите меня, Андрей Львович! О ком мы говорим?! О матером, закоренелом враге отечества, наемном агенте англичан, искусном умерщвителе, как вы изволили выразиться? Невольная виновница смерти Лейхфельда — девушка, которую сегодня крестили и которую вы видели в церкви! Господь с вами, что вы? Как можно?

— Видел, видел, — с улыбкой покивал Морокин, ничуть не прогневавшись на горячность молодого полицейского. — И очень был тронут, особенно сценою с крестиком… Ваши родители правы, Константин Афанасьевич! Водит она вас всех за нос, причем очень ловко… Надеюсь, сложившееся положение вещей не будет вредить моей работе… В противном случае придется мне поискать другого помощника!

Костя умолк, смущенный, точно ушат холодной воды на него вылили. Конечно же, Морокин сразу обо всем догадался, обо всех его чувствах к Сашеньке, да еще, поди, разговор с отцом подслушал! Рядом ведь стоял! Каков пострел — везде поспел! Молодой человек понурился, покраснел под насмешливыми взглядами советника юстиции, надулся, как сыч, и замолчал.

IV

— Задумывались ли вы, Костя, — запросто обратился к помощнику станового пристава советник, будто желая загладить резкость своих слов и убедить Кричевского в своей правоте, — кто она, эта новообращенная девица Александра, урожденная Собянская княжна Омар-бек? Где люди, хоть один человек, который знал бы ее год назад? Пять лет назад? В юном возрасте?

— Ну, как же? — хмуро сказал Константин, не поднимая взгляда. — Розенберг ее хорошо знает…

— Это вам так кажется, Константин Афанасьевич! — несколько свысока улыбнулся Морокин. — По молодости лет, по известной доверчивости и чистосердечию. Вы хороший, неиспорченный еще юноша, как я вижу… Так ведь, Леопольд Евграфович? Кстати, считаю своим долгом сразу вас предупредить: человек я резкий, говорю вещи грубые и предмета беседы не смягчаю в угоду пустым амбициям! Полицейская ищейка, одним словом, как любят нас крестить наши отечественные газеты! Так что еще раз вам говорю: ежели вы намерены на меня постоянно дуться по каждому пустяку, то лучше будет для нас обоих на этом и расстаться!

— Нет-нет! — испуганно воскликнул Кричевский, поднимая глаза, промаргиваясь, боясь, что вот сейчас кончится нечто новое и важное для него, некая другая жизнь. — Я не дуюсь ни капли и вообще не имею такой привычки! Я вас слушаю внимательно, Андрей Львович! Главное ведь — разобраться во всем…

— Совершенно верно изволили заметить! — сказал Морокин, снижая тон, довольный. — Так вот, вы заблуждаетесь, полагая, что господин Розенберг знает княжну. Я ведь успел перебеседовать с любезным Михаилом Карловичем накоротке, прежде чем он на похороны отъехал. Он ее не любит, это несомненно, прямо-таки терпеть не может, но знает не в большей степени, чем вы, Костя… А может, даже и в меньшей. Не надо искать в моих словах того, чего в них нет. Его с девицей Александрой по осени познакомил сам Лейхфельд, представив сразу как свою невесту. А вот коим образом и когда эта девица вошла в жизнь инженера — об этом никому неведомо. Лейхфельд своему лучшему другу ничего не рассказывал: судя по всему, боялся насмешек и критики. Знаете, есть такое меж близкими друзьями, когда один подавляет другого. Но Лейхфельд свои знания унес в могилу и вряд ли с нами сможет поделиться… Даже если бы и захотел… Если только через столоверчение и спиритизм. Так вот, господа, что мы имеем: молодую, чертовски привлекательную женщину с весьма странной биографией, которую никто, ни одна живая душа, не знает и никто не видывал до осени прошлого года! Время пребывания на божьем свете загадочной княжны Омар-бек исчисляется полугодом, а, как я успел заметить, ей несколько более лет, нежели младенцу. И никаких документов! Согласитесь, господа, в сложившихся обстоятельствах это крайне подозрительно!

Душа Костина кричала и протестовала против доводов Морокина, но разум не мог с ними не соглашаться. Действительно, все это было весьма загадочно и странно!

— С другой стороны, — увлекшись собственными построениями, продолжал рассуждать следователь прокуратуры, — тоже ведь странно! Ежели неприятельский лазутчик засылается к нам с такой ответственной миссией, да еще столь высоко подготовленный, то уж никто ему не помешает обеспечить себя документами и родословной хоть от Рюрика! А тут — ну хоть бы пустая бумажка, хоть справка какая-нибудь! Ничего! Согласитесь, не вяжется…